— Как случайно?! Этот виски стоит как моя месячная зарплата! И ваза хрустальная и сервиз — итальянский фарфор!
— Я все отработаю, все уберу, не кричите.
Слезы стоят в глазах, но раскисать даже не думаю. Бегом собираю осколки, сгружаю и на поднос, а после вижу черные начищенные туфли. Крутой подошел, раздавливая цветы, вообще не обращая на них внимания.
— Не надо, не давите, им же больно!
Отталкиваю его и бегом собираю стебельки, стряхиваю с них стекло, не замечая того, что уже порезалась.
— Кому это им?
— Цветам!
Мне их и правда жаль. Мало того, что они упали, так еще и Крутой тут прохаживается по ним своим сорок пятым размером ноги, ломая тонкие стебельки.
— Цветы не чувствуют боли.
— Они все чувствуют!
— Вот пакет, держи.
Официант примчался, но я уже почти все собрала.
— Спасибо.
Неловко до ужаса, не знаю что делать, и в такой ситуации еще ни разу не была. Новую вазу не принесли, и теперь я стою как дура перед Савелием Романовичем, держа этот огромный букет цветов в руках. Красивые они, видно что очень дорогие, я о таком букете только мечтать могла.
— Выброси этот мусор, быстро!
Строго говорит Крутой, но я лишь головой качаю.
— Не буду, нет!
— Они поломанные.
— Они еще свежие! Можно поставить в другую вазу. Пожалуйста!
Сглатываю, потупив взгляд. Слышу за спиной перешептывание, первое впечатление на всех я уж точно произвела.
— Почему ты упала?
— Просто поскользнулась.
Вру, но при этом не могу смотреть Крутому в глаза. Кажется, он все сразу прочитает.
— Еще раз соврешь мне, я тебя выпорю.
Краска приливает к щекам, но заднюю давать сейчас значит проиграть, сделав первый шаг.
— Савел, да ее Брандо шуганул, вот девчонка и дернулась! Саня совсем уже рамок не видит, разбаловали вы его, дальше некуда.
Стою ни живая ни мертвая. Валера заступился за меня, хотя кажется, это сыграло не в мою пользу судя по тому, как потемнел взгляд Крутого.
Чувствую, как по запястью кровь потекла, а я все также сжимаю этот букет в руках, но боли не чувствую. Совсем, только какой-то трепет внутри и очень сильное напряжение рядом с этим мужчиной.
Замираю, когда Савелий Романович подходит ближе.
— Дай сюда!
Забирает у меня из рук эти цветы, кладет на стол, а после ладонь мою сжимает. Она вся исколота, подрагивает от его прикосновения.
Я не шевелюсь. Смотрю только, точно застыла, дрожит каждая клетка. У меня стойкое впечатление, что Крутой сейчас откусит мне руку к чертям, но он лишь сцепляет зубы и достает из кармана белый платок, набрасывает его мне на руку и сжимает.