— Я понял, что ваши обязанности
сложны и разнообразны, — уже, раздражаясь, произнёс Вил, — но я
советую вам отвечать по существу дела и не отягощать нашу память не
относящимися к делу подробности.
— Понял, понял, — поднял
примирительно руки администратор, — извините моё проклятое
многословие. Так вас интересует Финчи? – спросил он, напрочь
позабыв, что всего несколько минут назад его спрашивали об нём, —
парень был чрезвычайно талантлив. Да, тут не поспоришь. Всего за
полтора года подняться с рядового артиста, которому лет пятнадцать
полагалось петь в хоре, в худшем же случае, исполнять мелкие,
незначительные роли вообще без слов. Он поднялся до солиста –
уникума, чуда чудного, обладателя хрустального голоса. Вам, кстати,
посчастливилось послушать его невообразимо прекрасное пение?
Вил заверил, что имел удовольствия
слышать Финчи, умолчав при этом, что они вчера тоже были в
зрительном зале.
Сайн крякнул: то ли с одобрением, то
ли с сожалением и повёл чародейку и четвёртого сына Дубового клана
за кулисы.
— У нас репетиция, — как бы
извиняющимися тоном пояснил он, — смерть, тайфун, землетрясение, а
спектакль должен идти. У нас просто не имеется времени ни на траур,
ни на сожаления. Представляете, какую кругленькую сумму должны мы
возместить почтеннейшей публике за злосчастную кровавую арию?
Много! Очень много.
Рика никогда не задумывалась, что
происходит за кулисами театра и была немного шокирована уровнем
неразберихи, творившимся там. Тут и там сновали полуодетые
танцовщицы, одни из них разминались, другие отрабатывали какие-то
сложные движения. Между ними лавировали рабочие в запылённой одежде
со стянутыми повязками-хатима́ки вспотевшими лбами. Они
перетаскивали декорации. Костюмеры с озабоченным видом
перетаскивали куда-то вороха костюмов, предназначение многих их них
так и осталось для Рики тайной. Её воображение отказывалось
придумать назначение всем этим сверкающим пайетками переливчатым
тряпкам. Со стороны сцены доносилось пение под бравурный
аккомпанемент рояля, а слева мужской голос ритмично отсчитывал:
«Раз и, два и». Но самым удивительным было то, что и все
присутствующие, и толстенький администратор в том числе,
чувствовали себя в этой шумной неразберихе вполне комфортно.
— Какого чёрта ты, Ирэ́н, вышла на
авансцену? – хорошо поставленным голосом вопрошал сидящий в
зрительном зале мужчина с растрёпанной пачкой листов в руках, — у
тебя сразу же под носом образуется тень, словно ты отрастила усы.
Ушла на четыре шага назад и один влево! Осветитель! – рявкнул он,
повернувшись в другую сторону, — Ке́ро? Ты заснул что ли? Когда
Ирэн в этой мизансцене остаётся одна, свет должен измениться: мне
нужен сиреневато-золотистый оттенок легчайших сумерек, а не яркое
полуденное солнце. Быстро сделай, как надо!