— Это работает наш гений – Пе́рси
Брэ́гги, — многозначительно сообщил администратор громким
театральным шёпотом. При этом он постарался, чтобы сам гений
хорошенько расслышал его слова, — «Золотого журавля» уже сняли с
показов, да вот из-за вчерашнего события пришлось вернуть. Хорошо
ещё, что афиша сохранилась в пристойном виде.
— Чего тебе? – недружелюбно вопросил
Брэгги, — и по какой-растакой причине во время репетиции по театру
шляются посторонние? – его взгляд вперился почему-то в
чародейку.
— Это четвёртый сын Дубового клана, —
со значением проговорил Сайн, — и он…
— А по мне хоть сам король! – оборвал
режиссёр, — здесь я — и царь, и бог, и господин, и воинский
начальник! Так что древесно-рождённый сын такого-то клана может
катиться ко всем чертям! Ирэн! – его зычный голос гулко разносился
по пустому зрительному залу, — я тебе велел влево, а ты за каким-то
хером пошла вправо! Тебя в детстве не научили различать, где лево,
а где право?
Вилохэду надоело слушать бесконечную
ругань режиссёра, он прошёл между рядами кресел и что-то негромко
проговорил, наклонившись к Брэгги. Гений как-то дёрнулся,
покраснел, объявил для всех десятиминутный перерыв и в довершение
сорвался отборной бранью на подошедшую к нему в недобрый час
щуплую, тихую сотрудницу в фартуке. Она всего лишь пыталась
выяснить, какое оружие режиссёр желает видеть в руках главного
героя: гле́фу или нода́ти? Девица залилась краской, и опрометью
кинулась прочь.
Кабинет гения производил впечатление
комнаты, брошенной хозяином, но окружающие решили с толком
использовать помещение в качестве склада и снесли сюда массу
ненужных вещей.
— Как я понимаю, — не стал терять
время Брэгги, — вас интересует погибший Эйдо?
Вилохэд кивнул.
— Могу сказать, парнем он был
бесконфликтным, исполнительным и старательным, хотя в последнее
время внимание поклонниц его немного подыспортило. Знаете, начала
появляться в нём эдакая вальяжность, словно он узнал себе истинную
цену.
— Совершенно бесконфликтных людей не
существует, — заметила Рика, — вспомните, были ли у Эйдо враги?
Завистники? Может быть, вы отдали ему роль, на которую претендовал
другой артист?
— Госпожа сопровождающая
древесно-рождённого коррехидора, — усмехнулся гений, — полагаете,
что, успев прожить более половины жизни, я не изведал прописных
истин? Когда я назвал покойного Эйдо бесконфликтным, я всего лишь
имел ввиду, что при обострении ситуации он не стремился усугублять
конфликт, а пытался уладить дело миром. Теперь касаемо зависти. Вы
слыхали, должно быть, что театр нередко называют серпентарием
единомышленников? – Вил кивнул, а Рика удивлённо посмотрела на
него, — посему представить себе театр без зависти просто
невозможно. Зависть – движущая сила, своеобразное топливо, что
сжигает наши сердца, побуждает действовать, заставляя при этом
преодолевать себя и становиться лучше. Но, поверьте, актёрская
зависть – зависть белая, она — дама мирная. Побудить рассказать
супруге о шашнях её половинки на стороне – это, пожалуйста. А вот
убить – ни за что! Отдать роль Масты я никому, кроме Эдо Финчи не
мог, ибо никто не справился бы с такой сложной вокальной
партией.