— Именно так, Василий Григорьевич, — сунулся к нам из
толпы Глеб, отбив поклон. — То церковный служка. — мотнул он
головой себе за спину, — животом сильно маялся. Вот и выскочил
ночью во двор. А там холопы Долгорукого как раз красного петуха
пускают. Он кколокольне и кинулся!
— А почему он решил, что это именно княжьи холопы были? —
поинтересовался Тараско.
— Так в лицо их признал. Не по разу рядом с князем в церкви
видел.
— Это хорошо, — кивнул я удовлетворённо головой. Было у
меня опасение, что в поджоге сгоряча моих людей обвинить могут.
Мол, стоило чужаков в город впустить и сразу беда. А потом ещё и
воеводу с его людьми и стражей у ворот перебили. Так что этот
глазастыйслужка очень вовремя нужду справлять
побежал. — Порохня, — оглянулся я на мрачного как туча атамана. По
дороге от городских ворот к детинцу он вновь поручился за Якима и
теперь оглядывался по сторонам, в тщетной попытке разглядеть своего
побратима. — Со своими людьми до утра у складов
встанешь. Вроде грабить их, пока, не собираются, — покосился я на
продолжающуюся расправу над мародёрами, — но так оно надёжнее
будет. А ты, Василий Григорьевич, собери хоть часть копейщиков
Глеба и Кривоноса и в дом воеводы въезжай. Раз я
второго воеводы на пожаре не вижу, будем власть в городе в свои
руки брать.
— Сделаю, — кивнул мне боярин. — А Якима здесь нет, — оглянулся
он на атамана. — Так-то!
Порохня промолчал. Только желваки на скулах заиграли.
— Ладно, дядько Данила, — оглянулся я на атамана. — Чего уж
теперь. Завтра вместе соберёмся и думать будем, как дальше
поступить. И чего от Подопригоры теперь ожидать, тоже обсудим.
Обратно домой я с друзьями вернулся уже под утро, когда
над домами чуть высунулся краешек солнечного диска, густо напитав
облака на горизонте тёмно-багряными красками. Ввалились наощупь
сквозь тёмные сени в комнату, замерли у двери, вслушиваясь в
царивший вдоме сумрак.
— Кто здесь?! — выдохнул Тараско Малой, оттесняя меня плечом в
сторону двери.
Характерно стукнуло кремнием о кресало. Вспыхнувший огонёк робко
раздвинул тьму в стороны, осветив склонившееся над лучиной
лицо.
— Подопригора! — выдохнул Мохина, со скрежетом потянув саблю из
ножен. — Тараско, к выходу с Фёдором пробивайтесь!
Ага, пробивайтесь. Раз кроме Якима в доме никого нет,
значит его люди во дворе затаились. И сейчас, когда ловушка
захлопнулась, наверняка нас возле двери поджидают. Уж лучше дверь
чем-нибудь подпереть, да в осаду сесть. Может кто, услышав крики и
звон оруж