- Это обязательно?
- Что?
- Начинать с «давным-давно»? Ты бы еще «в тридесятом царстве, в
тридевятом государстве» начал…
- Слушай, малыш, заткнись, а? Слушай что тебе старшие
говорят.
- Но ты сам сказал, что у нас не так много времени!
- А если ты будешь меня перебивать, то есть останется еще
меньше! – повышает голос Старший: - так что нечего меня перебивать!
Заткнись и слушай.
- Э… хорошо. – говорит Бон Хва: - я молчу.
- Вот что ты за человек… ей богу. Порой кажется, что тебя
матушка хорошо воспитала, а порой как банный лист… не отлепишь.
Все? Высказал свою точку зрения? Слушай – давным-давно… хотя, может
и недавно. Временной отрезок я точно не устанавливал. Время –
вообще относительная штуковина, понимаешь, малыш? Так что вместо
«давным-давно» можно использовать словесную конструкцию «в
неопределенный промежуток времени».
- Старший! Сейчас ты точно надо мной издеваешься! – пыхтит Бон
Хва и оглядывается. Встречу с Пак Су А они назначили в людном
месте, в кафе, он сидит в углу, так, чтобы было видно вход. И
сейчас он сидел за столом, над чашкой кофе. Шесть тысяч вон за
чашку! Нужно было выбрать кофейню подешевле… но Старший сказал, что
антураж важен, если назначить встречу в подворотне – будут
относиться соответственно. Так что пришлось здесь… и он чувствовал
себя неуютно. Так и тянуло кепку на глаза надвинуть или черные очки
напялить. Но Старший опять сказал, что такое вот поведение наоборот
к себе внимание привлекает, хочешь быть незаметным – веди себя
естественно. Вон он и вел себя естественно – смотрел прямо перед
собой и бормотал что-то себе под нос. Со стороны – как будто по
гарнитуре на телефонный звонок отвечает.
- Как было упустить такую возможность. – говорит Старший и в его
голосе звучит усмешка: - давай к сути. В общем шли два монаха, один
старый, а другой – молодой. И видят они, что на берегу ручья сидит
девушка, вся такая эротичная, ну вылитая Чон Джа, только без
синяков. И в одежде легкомысленной, да так, что все наружу. И
говорит им эта девица виду эротического – дескать помогите люди
добрые. Перенесите на другой берег, а то одежда у меня вымокнет вся
и испортиться. Хотя… какая на ней там одежда… так, две веревочки и
три тряпочки…
- Старший!
- Да, да, малыш. Ну так вот – молодой монах отказался, потому
как – монах! Целибат, строжайший моральный запрет на эти ваши
развраты и прочие сексы. А старый – молча поднял ее на руки и
перенес на другой берег. И вот, идут они, значится дальше по
пересеченной сельской местности, час идут, другой. Молчит монах. И
тут молодой не выдерживает и подкатывает с расспросами – мол ты же
монах! Как ты мог такую юную и красивую девушку, да еще в такой
одежде – на руках?! Ты ж ее прижимал к себе! Тискал небось и мысли
развратные всякие в голову приходили. И вообще – как это все было?
Не боишься, что запачкал душу свою? А старый монах посмотрел на
молодого, головой покачал и молвил как боженька – я, говорит,
девушку эту оставил у воды, а чего же ты до сих пор ее с собой
тащишь? Понимаешь, малыш? Не таскай в голове эту Чон Джа, а? Оставь
ее в покое уже.