Просила-просила, — промелькнуло в голове чужим голосом. Я дернулся, желая убедиться, что за спиной никто не стоит. Говорят, если ты говоришь с богом, можешь смело считаться глубоко верующим. Но если бог сам с тобой говорит регулярно, то ты либо жрец, либо псих.
Жрецом Фирса я точно не был…
— Я велел одеваться.
Всхлипнув, иномирянка поежилась: — я оденусь, да, — опустив голову, она принялась елозить на скамье и вместо того, чтобы откинуть шкуру, еще выше натянула ее на поечи.
— Можно вас попросить отвернуться?
Да я только о том и мечтаю, чтоб глаза мои тебя не видели!
Молча отвернулся. Не желая разговаривать с нею больше необходимого. Голос у нее был Лилианы, а манера разговора совсем другая. И эта неправильность ножом нарезала душу на тонкое филе только освежеванного зверя.
Она возилась долго, кряхтела и пыхтела, потом сдалась.
— Тут веревки и все вот это! — звучало отчаянно и зло. Я понял, к чему клонит, но принципиально ждал. Отвернуться требовала? Значит и помощь попросить язык не отсохнет.
— Вы бы не могли… я сама не дотянусь.
Айварс
Обернувшись, шагнул к ней, стоявшей теперь спиной.
Холодные, почти ледяные пальцы, прижимали по стройным бокам не зашнурованный лиф, не позволяя сползти до талии.
Я замер, скользнув взглядом по ее спине. Голый клин кожи, покрытой мурашками холода, несколько родинок метки… Я ждал, что после брачной ночи, она расцветёт золотистым коричневым и серебристо-серым — оттенками моей магии. Так, со спины, когда молчит, чужачка казалась той, кем была ещё вчера. Моей гордой, сильной девочкой… Протянув руку, коснулся пальцами едва заметных отметин. Она дернулась, а метка засияла, но тут же померкла под черной паутиной тьмы, мгновенно расползавшейся по бледной коже. Я одернул руку, аккуратно, чтобы больше не коснуться ее и пальцем, затянул ленты корсажа.
— У вас неплохо получается, — заметила она зачем-то.
Будь на ее месте Лили, я бы обязательно уточнил, уж не ревность ли это.
Но она не Лили.
— Богатый жизненный опыт, — холодно осадил я, подтягивая петли, завязал узел бантом. — Не вчера родился.
Почувствовав, что ткань платья больше не висит на ее спине порванным в битве стягом, чужачка тут же отошла подальше, развернулась ко мне лицом и накинула на плечи платок, прикрыв им грудь. Женщины асун скромностью не отличались и вырезы на их нарядах всегда были куда откровеннее, чем мода высшего света Уараса и Эстинии.