— Маяк не поможет? Он работает на уровне атомов, значит и
опухоль сможет убрать. Или сделать новое, хорошее тело, а старое
уничтожить.
— Нет.
По щекам покатились слёзы — разумеется, сами собой.
— Почему?
— Равновесие. У всего есть цена.
— Но я готов заплатить! Отдать всё, что угодно!
— Уверен? А что у тебя есть? Жизнь — это много, Кирилл. Очень
много. Догадываешься, что нужно отдать, чтобы не нарушить
баланс?
— Что? Что?!
— Есть ситуации, к которым неспешно продвигаешься всю свою
жизнь, и в какой-то час или секунду, в момент кульминации, ты
должен принять решение, совершить верный поступок — именно в нем
отразятся все предыдущие годы. И важно не ошибиться, чтобы годы
последующие не превратились в кошмар.
— Годы? Но у меня их даже не будет! — Кир больше не сдерживался,
а только размазывал сопли.
Эйприл положила руку ему на плечо.
— Ты устал. Отдохни… Мы вернёмся к этому разговору. Потом, ещё
очень нескоро.
Взошедшее солнце осветило веснушки и спадающие на плечи
огненно-рыжие локоны. Заблестели изумрудом глубокие, как лесные
озёра, глаза.
— Держи! Твоя очередь греться.
Эйприл сняла жёлто-зелёную куртку — одну на двоих, и накинула
мальчишке на плечи.
Когда, возвратившись на Станцию, они шли мимо антенного поля,
Кир произнёс:
— Мне нужно немного побыть одному. Приду через час.
Эйприл кивнула.
В этом месте Кир терял чувство времени, потому заранее поставил
будильник наручных часов. Откинулся назад, на грань пирамиды, и
растворился в двух голубых бесконечностях — океане цветущего льна и
просторе небес. Белое покрытие не нагревалось, зато прекрасно
отражало солнечный свет, и мальчишка растаял в весенних лучах,
исчезая…
Пронзительный писк разрушил хрустальные стены сна.
Пора! После приятной неги, в которой Кир не осознавал, кто он и
что с ним происходит, столкновение с действительностью казалось
адом. Он пожалел о своей слабости — о том, что позволил себе
исчезнуть, забыть ужас своего положения.
Смерть! Это не волшебное растворение в цветущей степи.
Ничто! Непредставимое ничто…
Было в сто раз хуже, чем до дремоты. Мальчишку трясло на тёплом
ветру.
Кир понимал, глупо задавать вопросы вроде: «Отчего это случилось
со мной?» Ответ и так был известен: «Почему нет?» Рано или поздно
исчезнуть придётся всем, привилегий тут быть не может. И всё же
захлёстывало отчаяние, и он вопрошал: «Почему я — это именно я?
Отчего я не кто-то другой?» Ведь иногда быть собой по-настоящему
жутко.