Перед глазами стояли ночные кошмары. Мясо, кровь, рёбра.
Он потрогал собственные рёбра рукой.
«Будто какие-то палки!»
Кир вдохнул, и «палки» зашевелились.
«Тело — очень странная штука!»
Восторгов от бытия в теле (или бытия телом, не суть), он не
испытывал.
— Эйприл, тебе нравится жизнь? Нравится быть собой?
Девчонка залилась смехом — да так, что глаза превратились в
щёлки.
— Не жалуюсь! А если по правде, мне не с чем сравнить, я не была
«не-собой»! И никогда не была мёртвой! — она снова захохотала. — Я
— это я!
— Тебе лишь бы ржать…
— Ого! — Эйприл даже прекратила смеяться. — Экзе-е-мпляр! — она
схватила с цветка огромного жука с красными пятнистыми
крыльями.
Жук вырвался и взлетел. С перепугу потеряв ориентацию, врезался
девушке в лоб и свалился в траву. Она снова расхохоталась.
— В степи мне лучше всего, ведь она полна жизни!
— И смерти. Все тут друг дружку жрут, да личинок в тела
откладывают.
— Это ты считаешь тело своим. Но те, кто в тебе обитают —
другого мнения! Если тело твоё — избавься от клещей, живущих на
коже, от бактерий-симбионтов в кишечнике. Не выйдет, дружок! Даже
митохондрии в твоих клетках когда-то были бактериями.
— Вечно рассказываешь какую-то гадость.
— Сам ты…
Она схватила синюю бабочку, присевшую на торчащий, как свечка,
цветок. Бабочка ползала в кулаке, и Эйприл морщилась от
щекотки.
— Жизнь — не противоположность смерти. В степи нет ничего
ужасного… Купайся, Кир! Купайся в живом океане!
Бабочка выбралась и упорхнула. Эйприл «окунулась» в траву и
захохотала.
— Давай, вылезай уже из своей раковины! Ну!.. Ау!.. Кирилл,
ау!.. Где ты?.. Я жду… Ау!
Кир вслушивался в переливы голоса Эйприл: «Ау… Ау…»
Вслушивался, пропадал, растворялся... И одновременно, шёл на
зов…
Вдруг навалилось! Будто лопнул плотный и мягкий кокон.
Свет бил в глаза, колючие лучи нещадно жарили кожу. Ветер ерошил
чёлку, шумел в ушах — громко, до боли. В забитом пылью носу застрял
горький запах полыни. На коже топорщились, шевелились, цепляясь
друг за дружку, тысячи волосков.
Кир ошарашенно заморгал. Каждое движение век приносило боль,
точно в глазах был песок.
Нет, глаза были чистыми. Просто Кир начал чувствовать.
А вокруг — звуки смерти, запахи смерти…
Впилась в стебель цветка тля. Сосёт его сок, его жизнь… Жуткие
челюсти божьей коровки разрывают на части тлю… Муравьи атакуют
коровку, кромсают тонкие ножки… Но муравьи тоже обречены, стали
жертвой двуустки.