У детей жестокие игры, но куда детям до взрослых! Здешние
новости, будто сводки с передовой.
Местный климат прекрасно подходит для выращивания Лика —
мясистой зелёной дряни. Цветы превращаются в коробочки-луковки,
заполненные семенами. Семена нужны для новых посадок, а ценится
густой белый сок. Куда той синтетике!
Под прикрытием высоченных кустов Смрадника — сырья для
производства пластмасс, Лик выращивают здесь круглый год.
Большинство полей и перерабатывающих заводиков контролирует
правительственный антинаркотический комитет, а военные
транспортники развозят готовый продукт по мирам Союза. Частные
плантации уничтожают, фермеры исчезают вместе с детьми. Случается и
обратное, пропадают семьи чиновников и военных.
Дзета вполне подошла для создания секретной научной базы со
странным именем «Левка» и проведения исследований — не очень
законных, но нужных правительству.
Для отца — подходящее место. Неподходящее для меня.
Но я привык мотаться по периферийным мирам и получать по умной
башке от глупых местных.
Раньше отец работал только в столицах. Однажды я побывал на
Земле — он решил показать мне прародину человечества. Мать не
поехала, заявив, что ей не место на радиоактивной помойке. А мне
Земля пришлась по душе.
Тишина. Ветер, гоняющий пыльные облака. Избавленная от гнёта
человека природа, постепенно сжирающая уродливые циклопические
конструкции. Потёки ржавчины на растрескавшемся бетоне.
Контрастирующая с окружением сияющая белизна Станции Гипермаяка.
Шорохи океана. А самое главное, одиночество. Вот бы снова там
оказаться, вдали от ненавистных людей!
Ляля бьёт меня кулаком в подбородок. Матерится и дует на руку.
Бурундук отвешивает ей оплеуху.
— Хочешь, чтобы опять отключился? «Квайфа» у нас уже нет! — он
лупит девчонку пустой пластиковой бутылкой из-под газировки. — Надо
вот так! — от удара в живот я гнусь пополам. Бурундук продолжает,
обращаясь ко мне: — Хочу кое-что тебе показать!
Он подходит к лежащему рядом велосипеду. Легко подхватывает
гоночный байк.
— Красавец, правда? Лучший на МОЕЙ планете.
Бурундук поднимает велик над головой и бьёт о бетон. Потом ещё и
ещё. Слышится треск, в стороны брызжут детали. Держа в руке жалкий
обломок фуллеритовой рамы, он говорит:
— Мы тебя долго терпели. Но любому терпению приходит конец.