Временами накатывал страх, и ложка скользила мимо…
С тех пор как Кирилл остался один, он боялся момента, когда не
получится больше верить рассудку. Похоже, не зря — на это указывали
мерещившиеся всюду лица.
Видеть привычное в непривычном, пытаться свести незнакомые формы
к знакомым — неотъемлемое стремление здорового мозга. Космические
экспедиции не раз натыкались на «лица, высеченные в скалах
предтечами».
«Но это не то, что со мной происходит!»
Лицо было чётким, подробным. Настораживали моменты, в которые
оно появлялось. Если рассуждать романтически, то девчонка спасала
от смерти. Если использовать логику, то в те секунды сознание было
отключено и бессознательное чудило по полной.
Не было причин сомневаться, что это проделки сдуревшего от
одиночества и однообразия мозга. Девушки не выходят из океана.
«Бежать, срочно! В последний раз выйти на связь, а утром валить
с этой Станции. Иначе я просто рехнусь!»
Банка отправилась вниз.
«Плевать! За ночь мусор исчезнет…»
Следом за ней, по приделанной к стенке нержавеющей лесенке,
спустился и Кир. Ушло на это почти пятнадцать минут.
«Ну и бред! Маяк моментально перемещает корабль на тысячи
светолет, а я ползаю по дурацким ступенькам… С другой стороны —
хорошо, что хоть лесенки есть!»
Миновав радиаторы, куб и башни накачки, Кир вышел на антенное
поле. Оно было утыкано белыми пятиметровыми пирамидками. Между ними
торчали иглы громоотводов.
«Чёртов Египет!»
Ругнулся Кир для проформы, ему это место нравилось. Ни
электрического гула — как на поле многогранников, ни шума воды и
пара — как в реакторной зоне. Лишь пряный запах разогретых душистых
трав, да шорохи ветра…
Кир пересёк бирюзовое море цветущего льна и уткнулся в метровый
забор. Это был компромисс между важностью ограждения режимных
объектов и отсутствием на планете людей. Сверху крепилась колючая
лента, от которой остались лишь жалкие клочья колечек.
Перемахнув забор и прошагав по усыпанному маками полю, Кир
очутился на потрескавшейся бетонке. Дорога соединяла ворота Станции
и домик смотрителя. Из-за излучения нельзя было жить ближе трёх
километров от Маяка.
Кир зашагал по бетону, розовому в закатных лучах. Чтобы
стряхнуть липкий страх, он изображал звездолёт. Трещинки на бетоне
— реки, трава — густые леса.
Было стыдно заниматься такой ерундой. Кир был без двух месяцев
взрослый, в начале июня — шестнадцать.