– Ну уж нет. Сначала ты поведаешь про секрет невероятной
свежести. А то он и остыть может, и даже затеряться в хороводе
словесности, – что взгляд, что выражение лица женщины
свидетельствовали о твёрдом намерении не уступать воину ни дюйма.
Даже кобыла, воспользовавшаяся общей отвлечённостью, была
безжалостно щёлкнута по сунутому к столу носу.
Улыбка Роланда наводнилась оттенком философской грусти:
– Быть честным – значит, никогда не преступать своих принципов.
Если бы любая провокация могла нарушить мой внутренний паритет,
было бы со мной безопасно передвигаться?.. Полагаю, вопрос
риторический. Более того, очерёдность имеет сакральный смысл в
существовании мироздания. Но я не стану навязывать собственное
мнение. Если пожелаешь, мы можем провести трапезу и в тишине.
Лили стоило немалых сил сдержать рвущийся на волю гейзер эмоций.
Чувствуя настрой хозяйки, стоявшая рядом кобыла посчитала за
благоразумие присоединиться к пасущемуся мерину.
– Пока ничто не подтверждает безопасности передвижения с тобой.
А вот твоё нежелание пояснять странные явления очевидно пятнает
репутацию. Особенно после всех недавних речей, – холодно
проговорила женщина. – Желаешь дальше провоцировать словами и
поступками? Мы можем провести трапезу не только в тишине, но и в
одиночестве.
Улыбка Роланда угасла, а взгляд стал острым, точно пика:
– Это ничто иное, как навет. Разве я отказываюсь? Я хочу
поведать правду на своих условиях. Для меня это важно. Однако
безвыходных ситуаций не бывает. Дилеммы и прения объединяет то, что
все они исправимы консенсусом. Могу предложить следующее. Мы
соблюдём порядок, но за твою терпимость я не расскажу, а наглядно
покажу, где я взял горячую питу посреди леса.
Несмотря на тщательно возведённый заслон, бурлившая внутри
грозовая мгла всё же просочилась наружу: хмуростью бровей,
истончённым, едва различимым за тучами, горизонтом губ.
– То есть сам ты переступать через свои принципы не готов, но
ждёшь этого от других? Забавно. Я всё больше начинаю понимать тех,
ранее имевших с тобой дела, людей… Допустим. Сейчас моё любопытство
на твоей стороне. Воспользуйся им, пока его окончательно не
растоптало.
– Непременно, – неспешно взяв пиалу, Роланд пригубил терпкий
напиток. – А также проясню связь между обоими пунктами
повествования, чем умерю твою кататимность, – взор съехал с
собеседницы на вороно-чалого жеребца: – Дракон. Так Груольт называл
того, на ком передвигался большую часть жизни. Он был отменным
всадником. С грозовым взглядом, импозантной фигурой и стальными
мышцами. Такой мог пользоваться громадным успехом у женщин, но
зачастую тёплой грации мягких изгибов предпочитал чёрствость
мёртвого материала. В этом я его понимал. С самого первого дня, как
встретил будущую гордость страны молодым краснодеревщиком.
Наверное, оттого и помог ему достичь небывалых высот при
королевском дворе. Речь. Манеры. Физическая форма. Я высекал из
него скрытую под неуверенностью суть, чертил линии судьбы и
углублял познания. Это заняло четыре года. Однако даже потом,
буквально порхая над завистниками, Груольт не оставил своего
увлечения и подарил мне этот стол. «Пусть я не всегда буду рядом,
чтобы поднять бокал за твоё здравие, моя признательность будет
всегда с тобой». Мастер ведал, о чём говорил. Благодаря тонкому
каркасу и веерному покрытию, стол легко складывается и без труда
умещается в седельную сумку. С той поры, кажется, уже тысяча лет
прошла, а на глади из железного дерева нет ни царапины…