– «Тройной» был любимым одеколоном Наполеона, – вставил я, – он даже себе в ванну его добавлял.
Все заинтересованно посмотрели в мою сторону. Мне показалось, что Снеткову стало приятно от того как я легко влился в дискуссию.
– Юра, – кивнул на бутылку Снетков, – на два тоста: за хозяина и ответное слово новобранца.
Выпили за хозяина и за теплый прием, оказываемый им одаренным личностям.
Снетков попросил Степу прочесть хотя бы четыре строчки. Тот не стал отпираться и с выражением прочел первые строчки и последнюю на разные голоса:
Вместо премий и наград
Все меня пинают в зад.
Слышу жалобу от зада:
– Мне таких наград не надо!
Все захлопали, а Снетков выразил соболезнование автору и отдельным частям его тела:
– Да, Степа, с таким талантом ты не вписываешься в эту умирающую страну, тебя так и будут пинать, пока жизнь под тебя не перестроится. Сам знаешь: сколько времени строят, столько обычно и перестраивают – лет семьдесят, значит. Крепись, если хочешь дожить до всеобщего признания!
– Василь Петрович, тут до двухтысячного дотянуть бы, посмотреть, что там, в третьем тысячелетии, нас ждет.
– Каждой семье отдельная квартира! Вчера вопрос обсуждали, – бодро вмешался Добровольский, – представляете, сколько домов надо построить…
– Проще половину из очереди на эти квартиры закопать, – подхватил Гвоздев, – на это упор и сделают!
– Юра, не надо о грустном, – прервал Снетков, – мы и без твоей агитации точно так же думаем. Ну а с Подливо-Добровольским ты можешь вести воспитательную работу в индивидуальном порядке.
– Ну вот, опять новые прозвища ко мне лепить начали, – обиженно вставил Слава.
– Ничего обидного, это всего лишь констатация факта. У тебя же пиво раньше всех заканчивается, ты всегда просишь подлить.
Нет, мужики на жизнь надо смотреть шире и видеть не только плохие, но и хорошие стороны, это особо тебя, Юра, касается.
– А я что? Я просто любознательный, – проворчал Гвоздев, – мне даже очень широкий взгляд по зубам.
Вот, например, интересно: если к двухтысячному году они каждой семье по отдельной квартире обещают, а что же они пообещают к трехтысячному?
Добровольский с задумчивым видом произнес:
– А ведь, правда интересно, неужели и тогда будут партии, выборы, обещания?
Все засмеялись, а Гвоздев, по-отечески похлопав Славу по плечу, заверил: