– Учись, студент, – бодро заявил он, поджигая несколько страниц. Подождав, пока огонь разгорится, он бросил бумагу в трубу. – Сейчас протянет!
Но и после еще двух попыток ничего не произошло. Василь поджег обложку. Она медленно, как бы нехотя, занялась синеватым пламенем. Результат ноль.
Тут терпение у трубочиста лопнуло, и он заглянул внутрь. В тот же момент столб сажи и дыма рванул ввысь. Василь машинально дернулся и скатился по скату крыши в сугроб. Все это произошло так быстро, что я даже не успел испугаться.
Картина была контрастной: в белом чистом снегу сидел негр с абсолютно славянской внешностью и читал мне нотацию.
– Твою маму! От этих гребанутых коммунистов одна подлость! Предупреждать надо, что дом марксистскими идеями пропитан!
– Ой! А кто это там? – у калитки с выпученными глазами стояла Манька.
– Домовой из трубы выскочил, Василь Петровичем зовут, – попытался пошутить я.
– Врет! Нагло врет! – Снетков сообразил, на кого похож и представился
– Абрам Петрович Ганнибал!
Он стал выбираться из сугроба, бормоча что-то про подлость коммунистов и про баню, куда только вчера сходил.
– Может, полечить кого надо? У меня отличное средство есть, для примочек, растираний и полосканий. Дешево и сердито!
– Уже оценили, – сказал Снетков, растирая снегом черное лицо. – Часика через два заходите. Я сначала сам над собой поколдую, а потом и к вашим процедурам перейдем.
– Так я уж и зайду, – по-деревенски кокетливо резюмировала Манька. – На новоселье.
Мы не в такт кивнули. Манька, довольная тем, что ей улыбается побыть в такой компании, поспешила к себе.
Через час в доме стало теплее. Задымленность ушла. Василь просветил меня, что за час топки русской печи воздух в доме меняется тридцать раз и что печное отопление, не считая мелких неприятностей, самое лучшее из всех придуманных человечеством. Ему пришлось помыть голову под рукомойником, куда я подливал согретую на плите воду.
Прихрамывая на ушибленную ногу, Снетков направился к зеркалу, пригладил вздыбленную шевелюру, внимательно осмотрел себя, поворачивая голову то вправо, то влево. Найдя свой вид вполне достойным, он веско произнес:
– Временная неудача лучше временной удачи – так утверждали древние греки, и я с ними полностью согласен.
Я тоже подошел к зеркалу. Наблюдая за мной, он продолжил: