Лина промычала в трубку что-то отдаленно похожее на «извините», и каблучки врачихи со стуком удалились. Лину осенило: здесь, как в концлагере, важно не разозлить «надзирательницу» в белом халате, потому что эта стерва имеет неконтролируемую власть над вверенным ей беспомощным и пока еще полуживым контингентом. Впрочем, бог с ней, с этим ефрейтором в мини-юбке под белым коротким халатиком. Сейчас главное вспомнить, как она, Лина, попала в это «заведение строгого режима».
Лина закрыла глаза и мучительно попыталась восстановить в памяти события последних дней.
Мысли сбивались и путались, в голове стучали колеса скорого поезда, он мчался все быстрее, набирая обороты. Скорость, тряска, удары на стыках рельсов. Резкие повороты…. Бамс! Поезд остановился…. Лина вздрогнула, попыталась сжать кулаки. Руки неохотно подчинились. Впервые кулаки сжались почти до конца… И тут Лина вспомнила…
Вот она лежит на каталке голая, едва прикрытая тонкой простынкой, а палатный врач Омар Омарыч катит ее все быстрее и быстрее по бесконечному коридору операционного блока, увеличивая скорость с каждым шагом. Он, видимо, решил и сам размяться, и пациентку немного отвлечь в последние минуты перед операцией. Лина лихорадочно хватается руками за край каталки, чтобы не вылететь на крутом повороте. Еще не хватало грохнуться на пол, не доехав полпути до операционной! Не дождутся! Она еще с утра подписала все бумаги, дав тем самым согласие на рискованную операцию. Надо все это выдержать, чтобы потом жить дальше. Она сильная, она сможет…
На каталке Лине стало по-настоящему страшно. Она вдруг ясно представила, что будут с ней делать через полчаса, и почувствовала, что желудок уплывает куда-то в пятки. Затошнило, по телу побежали мелкие мурашки. Чтобы отвлечься, Лина принялась вспоминать любимое стихотворение Бродского:
«Дорогая, я вышел сегодня вечером
Подышать свежим воздухом, веющим с океана» …
Строки у нобелевского лауреата длинные, и Лина не без усилий вспоминала некоторые слова, подменяла их другими, злилась на себя, подбирала правильные рифмы, с трудом продвигаясь дальше по шедевру любовной лирики.
«Четверть века назад ты любила люля и финики,
Рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
Развлекалась со мной, а потом сошлась с инженером-химиком
И, судя по письмам, чудовищно поглупела» …