– Уж наверное. Я слышала, у нее необоримая пробивная способность. Томми и Мэдж Пирсон познакомились с ней в прошлом году в Каннах. С ней был сын, чертовски привлекательный блондин, если верить Мэдж, только они мало общались. Мать держит его на коротком поводке, и Томми показалось, она боится, как бы тот не нашел себе жену, ускользнув таким образом из-под ее каблука.
– Послушать тебя, жутковатая семейка. Слушай, дорогуша, а тебе так уж обязательно туда ехать? – с надеждой в голосе спросил Филипп.
– Надо. Мой редактор в «Городе и селе» роет копытом в ожидании новой статьи. Сам понимаешь, история про Вентуотер-Корт имела большой успех, пусть даже я не могла рассказать обо всем, что там произошло.
Он застонал:
– И не напоминай! А теперь ты снова собралась в гости к другой компании не от мира сего.
– Так это всего на несколько дней, – возразила Дэйзи с присущим ей оптимизмом. Впрочем, тут же, спохватившись, она постаралась успокоить Филиппа: – Да ты не переживай: молния дважды в одно место не бьет.
По приезде на Юстонский вокзал Филипп отловил носильщика, и они вошли в угрюмую, кишевшую людьми пещеру вокзала. Дэйзи заняла очередь в билетную кассу, Филипп стал рядом и услышал, как она просит у кассира билет в вагон второго класса.
– Эй, послушай, – спохватился он, вынимая бумажник. – Тебе нельзя вторым! – и, несмотря на ее возражения, доплатил разницу в стоимости между вторым и первым классом. Обедать придется не в «Пикадилли-грилл», а в «Лайонз-корнер», но Жервез ожидал бы от него такого. Только позволь этой молодой особе ехать вторым классом – и кто знает, с какими психами ей там придется общаться. Дэйзи, увы, не слишком придавала значение своему положению в обществе.
С носильщиком в арьергарде они направились к нужному перрону.
– Мисс Дальримпл!
Услышав свое имя, Дэйзи просияла.
– Мистер Флетчер! – с улыбкой оглянулась она. – Филипп, ты же помнишь старшего инспектора Флетчера?
Филипп насупился. Он очень даже хорошо помнил полицейского – особенно как тот допрашивал его в Вентуотере. Легко ли забыть эти грозные черные брови над серыми глазами, взгляд которых пронизывал насквозь, притом что лицо оставалось невозмутимым? Одного этого сочетания уже хватало, чтобы собеседник ощущал себя неоперившимся дурачком. Во имя всего святого, что здесь делает этот тип?