– Недовольна, что рыбы мало оставил?
– Нет, что ты…
– Зачем тогда вскрикнула даже, когда я выпустил оставшихся рыб?
– Это так, невзначай.
– Это как «невзначай»? Ты смотри, какая уж вымахала, а?
– А разве Вылавливают для того, чтобы тут же выбрасывать обратно?
– Я не выбрасываю, голубушка. Я отпускаю их на волю – пусть нагуливают тело, пусть растут. Негоже нам без конца зерить, уповая, что в бесчисленных реках и озерах златочешуйчатых косяков нам никогда не перечерпать. Надо брать в меру – лишь то, чтобы наесться разок. Надо понимать, нынешняя молодь через небольшое время расплодится в десяток, сотню, тысячу крупных рыбин… Нарви-ка мне, сыччыый, вон той зеленой отавы.
Дно берестяного тымтая устлали сочной душистой зеленью, бережно уложили туда сомлевших хариусов, сверху плотно закрыли тоже зеленью.
– Бабушка наша кормилица… – глядя вниз по течению, почтительно проговорил вслух Дархан и стал, осторожно дотягиваясь крючковатой палкой, распрямлять травинки в воде, которые ему пришлось примять недавно, топчась возле верши. – Бабушка и посейчас водами сыта… Лето выдастся благодатным…
– Дедушка, вон какая еще стая! – Чаара показала пальцем на устремившуюся из глуби к берегу большую стаю рыб. – Видишь, сколько их?
– Вижу, вижу. Пусть их гуляют. Матушка-природа неистощима на выдумки, щедра для детей своих – не устает плодить в изобилии косяки многорунных рыбьих пород, разных четвероногих зверей – голосистых, клыкастых, рогатых, пушных, чтобы мог человек добыть себе пропитание, чтобы в лютый мороз не замерз нагим… Ну, пошли домой, внученька.
Дархан привычно закинул на плечи потяжелевший тымтай и благодарно склонил голову перед речкой.
Может быть, подражая дедушке, Чаара, не зная, к кому или к чему обращается, так же наклонила голову и, чего-то смутившись, прошептала еле слышно:
– Спасибо…
Шурша разноцветной галькою, шагали вдоль берега. Вдруг Дархан остановился.
– Ты что, деда, устал?
– Нет, голубушка. Вон видишь, мой давний приятель дожидается.
На провисшей толстой ветви старой-престарой ивы Чаара не сразу заметила красногрудую птаху. Она (откуда дедушка знает, что это «он»?) смотрела на них выжидательно и в самом деле, похоже, о чем-то спрашивала на своем птичьем языке – громко чирикнула.
– Что, что ты сказал, приятель? – Кажется, лучше бы Дархан не переспрашивал.