– Возможно, ты права. – Согласился я, удивляясь, насколько
повзрослела морально моя избранница за эти годы, когда она сменила
беззаботную жизнь в анклаве на служение ордену, чтобы быть рядом со
мной.
Я вновь прогнал в голове события того злополучного дня.
Ритуал жертвы – древний позабытый ритуал, применяемый лишь в
самом крайнем случае. Из тех источников, что у меня есть, следует,
что успешно его воспроизвести удавалось всего-то раза два. И дело
даже не в сложности литаний или знаков. Проблема заключалась в том,
что твою жертву должен был принять сам Всевышний, и литания была
обращена прямо к нему. А о его существовании знали лишь высшие чины
адептов.
Но даже так высшее существо не всегда принимало добровольную
жертву, и часто ритуал не срабатывал. Но к счастью, не в тот
раз.
Приготовив «на коленке» из пепла и чернил простейшую тушь для
татуажа и нанеся ключевые символы на кожу Вольдемара, я помню, как
накачивал его божественной энергией, потому что его собственного
резерва было недостаточно. Но это требовалось лишь для активации
жертвы и получения согласия на её принятие. Вся остальная
разрушительная мощь, приведшая к гибели орд, исходила напрямую от
высшего существа.
Я помню, как обхватил голову стоящего на коленях бывшего барда
руками и из раза в раз повторял литанию, а Вольдемар вторил моим
словам: «В час великой нужды взываю к тебе, Всевышний. Невинные
умрут, а храмы падут. Зло восцарствует на этих землях, и тьма
поглотит детей твоих. Так прими жизнь мою и тело мое во имя
разумных и во имя света, дабы не произошло горе великое. Пусть же
стану я проводником воли твоей в последний раз в столь темный час,
карающей дланью твоей обратившись. Дабы очистить мир сей и побороть
тьму».
Вообще, я очень сомневался что сработает, ибо, обычно, именно
верховные рыцари позабытого братства приносили себя в жертву,
потому как мало кому хватало такой тесной связи со стихией и умения
её контроля, но, к моему удивлению, ритуал получился. Я
почувствовал, что Всевышний внял нашим молитвам и принял
жертву.
Знаки на теле Вольдемара пылали как раскаленные солнца, а
зрачков глаз не было видно за лучами света, исходящими из глазниц.
Но бард улыбался самой искренней и счастливой улыбкой, которую я
когда-либо видел. Он ничего не сказал, а лишь коротко кивнул мне на
прощание и, обняв каждого из своих новых братьев, вышел за
стены.