ольшую часть жизни проводит под палящим солнцем и проливным дождём. На лбу, когда-то белом и гладком, как у истинного аристократа, появились морщины, и теперь он был почти бронзовым от загара.
Неожиданно, словно ощутив на своём лице долгий изучающий взгляд девушки, мужчина открыл глаза. И когда взгляд этих тёмно-серых, подёрнутых дымкой, глаз встретился с взглядом Эмилии, девушка вдруг почувствовала сильный толчок в груди, после чего её дыхание стало прерывистым.
- Если бы я не знал, что в этом доме живёт шалунья, которая когда-то доставляла мне столько хлопот, ни за что не узнал бы её в вас, мадемуазель, - с улыбкой произнёс Филипп вместо традиционнного приветствия. У него был мягкий, будто ласкающий голос, какой неизменно располагает случайного собеседника к задушевной беседе.
Залившись краской смущения, застигнутая врасплох (как если бы она разглядывала нечто запретное), Эмилия быстро повернулась и, не произнеся ни слова в ответ, выскочила обратно в коридор.
Девушка выбежала из дому через боковую дверь и помчалась по дорожке, которая вела к морю. Вскоре она очутилась на берегу, в той его части, где море, заключённое в объятия скал, образовало тихую лагуну. Здесь всегда было безветрено, изредка тишину нарушали лишь чайки, прилетавшие отдохнуть на утёсах. Это было любимое место Эмилии; здесь она чувствовала себя в полном уединении, здесь она предавалась мечтам. За мысом находился прекрасный песчаный пляж, но девушка предпочитала ему свой безлюдный и немного дикий уголок.
Эмилия отдышалась: но не после быстрой ходьбы, а скорее после пережитого ею волнения. Теперь она сидела на камне, обхватив колени руками, и глядела на горизонт, где голубое безоблачное небо соприкасалось с синей гладью моря. Тихие волны шуршали галькой.
«Как всё-таки странно устроен мир. Ещё недавно я презирала этого человека за его образ жизни; можно сказать, я ненавидела его за то, какие страдания он принёс бедной тёте Николь... а сегодня, увидев его, я едва не бросилась ему на шею от радости этой встречи... Нас разделяло море и годы, но связывало родство, а это узы, крепче которых, пожалуй, и нет. По праву родственницы, пусть и не прямой, не кровной, я могу гордиться тем, что являюсь частью его семьи... Но, мой Бог, сейчас я пожелала бы другого: не называться племянницей мадам Николь де Монфор», - подумала Эмилия и тут же торопливо огляделась по сторонам, точно испугавшись, что кто-то мог подслушать её мысли.