- Знаете, я немного завидую вам, - произнесла она первое, что пришло ей в голову (только бы не молчать, только бы сказать хоть что-нибудь). – Вы вот помните своего отца, можете говорить о нём... А я своего почти не знала. Мне было пять лет, когда он умер, но мне почему-то кажется, что никого я так не любила...
Теперь Эмилия говорила быстро и оживлённо, освобождаясь мало-помалу от своей робости. Можно было подумать, что её собственное признание наполнило её сердце грустью, которая влажной мглой затмила блеск её глаз.
- Сказать вам правду, тётя Николь стала для меня и отцом и матерью. С обидой брошенного ребёнка я со временем справилась, только вот с мечтами своими никак не совладаю.
- Какие же это у вас мечты, позвольте узнать? – со снисходительной улыбкой, из тех, с которой взрослые говорят с ребёнком, спросил Филипп.
Эмилия поначалу смутилась, но потом, помолчав, ответила:
- Разные у человека мечты бывают, и подчас такие, что никогда и не сбудутся. Но всё же я не теряю надежды...
Филипп снова усмехнулся и открыл было рот, чтобы сказать что-то шутливое, но сдержался и промолчал.
В замок они возвращались вместе.
Филипп широко распахнул дверь перед Эмилией, чуть склонив голову и держа свою испанскую шляпу в руках. Эмилия, избегая его взгляда, немного помялась на месте перед тем, как войти в дом.
Может быть, какая-то недосказанность томила её. Или одно из тех несбыточных мечтаний, о которых она говорила, заставило потускнеть её глаза... А может, она просто жалела о том, что так быстро прошло время, проведённое наедине с Филиппом, и хотела его продлить!
В тот день Филипп уехал ужинать к викарию, а потом Эмилия почти перестала видеться с ним.
Филипп пропадал на целый день, объезжая остров и встречаясь с местными землевладельцами. Возвращался он обычно вечером, коротко навещал жену, беседовал с мессиром Жаккаром и наутро снова исчезал.
Во время его отъездов Эмилия испытывала нестерпимую тоску и одиночество, чего прежде с ней никогда не бывало. И хотя она постоянно была чем-то занята, то исполняя роль хозяйки дома, то ухаживая за тётей, ей чего-то остро недоставало. Девушка не могла понять, что с ней происходит. Иногда ей хотелось смеяться, то вдруг начинали душить слёзы, то наступало чувство глубокой меланхолии, и ей ни о чём не хотелось думать. Когда граф де Монфор отсутствовал, Эмилия томилась ожиданием, но, стоило ему снова появиться, как она смущалась и с замиранием сердца торопилась уединиться.