Хочется даже назло ему собрать свои вещи и уехать, но разве он отпустит? Из-под земли достанет и в свою берлогу затащит.
Да и отчего-то верить ему хочется.
— Нас в клинике ждут в течение суток, — говорит Адам, спешно накидывая на себя одежду. — Поедем позже туда. Хотел пораньше, чтобы после поехать куда-нибудь вдвоём погулять. Отдохнуть от всех. Понимаю, что девочки тоже наша компания, но иногда нужно и вдвоём время проводить. Советы моей мамы. Умная женщина. Вам надо с ней поближе познакомиться, кстати.
— Так познакомь, — безразлично кидаю. — Пора бы уже. Я её даже не помню.
— Вы и не были никогда знакомы прежде, — отвечает, оставляя меня в сомнениях.
Как мать не могла быть на свадьбе собственного сына? Или она против меня была тогда?
Но погулять и тем более поехать в клинику нам сегодня не суждено. Новость, с которой посетили нас родители, оказалась шокирующей, пугающей, неожиданной и очень грустной.
— Мама, папа, — по очереди их обнимаю, после чего приглашаю в гостиную, куда они спешат, разглядывая интерьер. — Почему вы такие грустные? Что случилось?
— Ох, Юленька, — начинает папа первым, сев на кресло. — Горе в нашей семье. Моя Тамарочка. Твоя тётя… Кровинушка моя… Моя любимая сестра… Умерла!
— Что?! — тяну, не веря в слова отца. — Как умерла? Когда?
Кидаю взгляд на Адама и не замечаю у него на лице ни единой эмоции. Ни потрясения, ни удивления, ни тем более сочувствия. Ему словно наплевать на известие о смерти моей тёти и ничего иного он не ожидал.
— Горничная утром пришла убираться, а она на полу, — тем временем рассказывает отец. — Убили её. Выстрел в голову. Идёт следствие.
О господи!
О нет!
Быть этого не может!
А в груди словно дыру прожгли.
Или вскрыли живот, забрали кусок чего-то очень важного и зашили брюхо обратно. Наживую. Без обезболивающего. Гнилыми нитками, причиняющими боль в два раза сильнее, чем недостающий кусок. Ржавой и тупой иглой, которой приходилось колоть по несколько раз в одно место, пока не проткнёшь тугую кожу.
Рука Адама медленно оказывается у меня на плече, прижимая к себе. Оказывает поддержку? Понимает, что для меня это сложно и больно? Или просто пытается отгородить меня от родителя, который отчего-то потянулся ко мне. И попытался дотронуться до моей руки.
— Она вчера приходила к нам, — говорю маме с папой, чувствуя слёзы на щеках. — Как это… умерла? Я же… вчера её видела. Говорила с ней. И… она была живее всех живых.