Гельмут уже прошел по коридору до
входа туда и обратно, вернувшись к нам. Открыв решетку камеры
соседа-суетолога, он сделал приглашающий жест. Нет, все правильно
интуиция говорила про местные нравы – я прямо почувствовал, что
сейчас будет неприятно. Сосед-суетолог, похоже не совсем понимая,
что его ждет, вышел в коридор.
– Пойдем, пойдем, – негромко произнес
Гельмут, поманив его за собой. Ну да, ведет его так, чтобы в самой
середине коридора встать, чтобы все видели, что сейчас
случится.
– Тебя как зовут? – спросил Гельмут у
суетолога.
– Вита-а-а-амля!..
Голос суетолога сорвался в крик в тот
момент, когда тонкое острие черного стека быстрым и легким
движением коснулось его груди. Тело его дрогнуло было в конвульсии,
после чего Виталя замер в неестественной позе, будто получив
электрический разряд полицейского тизера. Лицо его перекосило и еще
раз вздрогнув в судорогах – так и не поменяв неестественной позы,
он как манекен рухнул на пол.
Центурион Гельмут шагнул ближе,
воткнул острие стека Виталику в бедро. Прозвучал резкий звук – как
от электрического разряда, а суетолог, выйдя из сковывающего
состояния оцепенения, отлетел на пару метров и покатился по полу
крича от боли.
– Встать! – жестко произнес
Гельмут.
Болезненно застонав, Виталя неуклюже
поднялся, глядя на центуриона исподлобья.
– Вот этот черный наказующий жезл
называется витис, – показал на свой стек Гельмут. – Он нужен, чтобы
учить подчиненных уму-разуму по методу ученого Павлова, и я могу
его использовать в любой момент. Доступно объясняю? – посмотрел он
на Виталика.
– Так точно.
Несмотря на недвусмысленный взгляд –
который не обещал в будущем центуриону ничего хорошего, Виталя
ерепениться не стал. Понимает, что – по методу ученого Павлова,
центурион Гельмут при отрицании очевидного так или иначе добьется
сейчас от него правильного и верного ответа.
Центурион, глядя в глаза
насупившемуся суетологу, усмехнулся и кивнул. Вдруг сложил длинный
тонкий жезл – словно телескопическую дубинкой, уменьшившуюся до
размеров рукояти. Убрав витис в специальный карман на широком
поясе, Гельмут завел руки за спину и заговорил спокойный голосом,
обращаясь к Виталику.
– Мне совершенно наплевать, как тебя
зовут. Дело в том, что я могу тебя прямо сейчас убить, перед этим
на ремни порезав и мне за это не будет ничего. Вообще ничего, твоя
жизнь здесь меньше продуктовой карточки на один прием пищи стоит.
Сейчас ты смотришь на меня с нескрываемой злобой и ненавистью, но
через пару недель, если доживешь, скажешь мне спасибо за урок,
когда прочувствуешь новую реальность. Потому что ты сейчас, со
своей фамильярностью, очень легко отделался – я здесь тридцать лет
всего, и мы с вами со всеми до сих пор культурно близки. Многие
офицеры в легионах предпочитают сразу убить парочку самых слабых,
наглых или тупых перегринов, чтобы остальные прочувствовали
серьезность момента, и за подобное обращение к офицеру тебе в ином
месте тут же отрезали бы язык по самую голову. Это понятно?