Я научился куче не самых нужных, но интересных вещей. Делать
реквизит, смешивать краски, грунтовать холсты. Этим даже можно было
немного подзаработать. Периодически Мередит сбивалась с ног,
разыскивая меня по всему дому.
А ещё мне давно не удавалось нормально почитать. Не урывками
после работы или в ожидании автобуса. Я, оказывается, успел забыть,
каково это: сесть и прочитать книгу. Не следя за временем, не
борясь со сном. Моей любовью к чтению вовсю пользовался Конрад,
когда работал над картиной. Шикарный способ удержать меня в одной
позе несколько часов.
Странное ощущение: когда мы с ним вместе что-то делали, он
травил байки, обсуждал со мной книги или свои работы. Но стоило ему
занять место за мольбертом, как моя личность для Конрада исчезала.
Я становился предметом, случайным образом, данным художнику для
воплощения его замысла.
Праздновали в этом странном доме часто. Дни рождения, выставки,
удачно поставленную пьесу, официальные праздники... Здесь умели
веселиться, но любили и работать. В тот раз отмечали помолвку.
Накрывали большой стол во дворе, почти все жильцы что-то готовили,
кто-то включил проигрыватель на полную мощность и выставил колонки
в открытое окно.
— А бокалы-то мы ещё в прошлый раз Аннабель одолжили, —
вспомнила нарезающая фрукты Мередит. — Дэй, может, сходишь, а то я
зашиваюсь с готовкой?
— Куда?
— Лестница, которая в палисаднике начинается. Второй этаж. Если
никого не будет, возьмёшь в кухне, на подоконнике. Красная такая
коробка.
— Сейчас.
Я ссыпался по лестнице во двор. Вообще-то существовало ещё
несколько лестниц и переходов внутри самого дома, но пользоваться
ими никто не любил. Часть дверей заколотили, чтобы хоть как-то
разделить квартиры. Попетляв по коридорам, можно было выйти на
старый и непонятно на чём держащийся каменный балкон, лепившийся к
внешней стене здания. Особняк строил в конце позапрошлого века
какой-то богатый псих, и на планировке это отразилось не лучшим
образом. Палисадник явно разбили намного позже, отгородив угол
внутреннего двора. Там в старых автомобильных покрышках росли
неизвестные мне ярко-розовые цветы, а по стене змеился дикий
виноград. На площадке второго этажа стоял ящик с такими же цветами,
как и в палисаднике. Я постучал в облупившуюся дверь.
— Можно?
Тишина.
— Аннабель? Вы дома?