— Мэл не тянет на судьбу, хоть ты тресни. А у тебя внешность
экзотическая. Соглашайся!
Я обвёл взглядом собравшихся. Комната у Эстер — актрисы, у
которой я брал книги — тесная, так что сидели на всём: на стульях,
кровати, даже на полу.
— Ладно. Я попробую. Только попробую.
И начались мои мучения. Казалось бы, в чём проблема? Пройти
несколько метров, принять меч у лежащего на возвышении Эмбера,
пафосно показать его зрителям и не менее пафосно спуститься со
сцены. Всё? Нет, не всё!
— Иди медленнее! Ты — судьба, ты неизбежен, тебе некуда
торопиться! Сначала.
И так — раз десять за репетицию. Я тихо ругался. Я говорил, что
в гробу видел это их творчество. Но каждый вечер всё начиналось
сначала.
Костюмерная маленькой труппы по большей части состояла из
одежды, вышедшей из моды лет десять-двадцать назад, перешитой во
что-то универсальное. Впрочем, были и костюмы, напоминающие
исторические, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что
вышивка на платье королевы — на самом деле узор, отпечатанный на
ткани, и местами уже осыпается, а сапоги благородного разбойника —
перекрашенные армейские, но старого образца. Заведовала всей этой
пахнущей нафталином сокровищницей Аннабель, она и в обычные дни
носила синие и голубые платья старинного покроя и укладывала
толстенные косы в сложные причёски. Она же была гримёром. Как-то
Аннабель выловила меня после репетиции и затащила в забитую
коробками и вешалками комнату, заставив примерять найденные вещи.
Чёрные бриджи пришлись впору, рубашку с широким рукавом вроде тех,
в которых в кино поднимались на эшафот приговорённые аристократы,
явно стоило ушить в плечах. Армейским сапогам я вообще обрадовался
как родным — не придётся ходить в костюмной обувке на тонюсенькой
подошве. Отвертеться от плаща из чёрного шёлка (искусственного,
разумеется), не удалось.
— Анни, не слишком ли много чёрного? — засомневался я. Где-то
вычитал, что человек, полностью одетый в чёрное, сливается с
обстановкой, и окружающие его не замечают. Да и сокращение имени её
изрядно бесило.
— Ничего, ещё время есть, придумаю что-нибудь яркое.
В день представления дом походил не то на растревоженный
пчелиный улей, не то на объятый пожаром бордель.
— Дэй, а ты что тут расселся? — Бородатый режиссёр, с утра
выслушивающий жалобы на пропавший в последний момент бутафорский
кинжал, на не тот порядок выступления трупп, на пропустившего
генеральную репетицию актёра, и потому уже изрядно задолбавшийся,
поймал меня за запястье. — А ну живо в гримёрку!