- Шуметь, ваше бродь. Мы не хотели посреди дня орать, нас
заставили. – Лысый покосился в сторону двери.
- Не серчайте, ваше благородие. Мы пойдем, - сказал Добрыня,
хватая товарища за рукав.
Рабочие поспешно ретировались. Самуил почесал затылок, но
останавливать их не собирался. А раз он не увидел в этой ситуации
ничего интересного, то история не стоит выеденного яйца.
Кнопки звонка не было. Пришлось постучать в дверь. Мне постучали
в ответ. Судя по звукам, долбили куском арматуры.
- Шутка хорошая, - сказал я, - но можно нам пройти внутрь?
- Не пущу! – Послышался приглушенный бабкин крик.
Самуил засмеялся. Я жестом приказал ему заткнуться, но он сделал
вид, что не понял.
- А можно узнать причину? – Спросил я, замахиваясь на напарника
кулаком.
- Я пущу, а вы ему рыло начистите!
Кулак непроизвольно опустился. Самуил заржал от этого еще
сильнее.
- Кому именно?
- Петруше из седьмой квартиры.
- А с чего вы, сударыня, решили, что нам с моим компаньоном есть
какое-то дело до этого Петруши?
Молчание звучало очень красноречиво. Старуха с полминуты
пыталась придумать аргументы. Наконец дверь открылась.
На пороге стояла бабка в платье времен Наполеоновских войн. Да и
сама она выглядела так, будто воевала с партизанами. Недаром
смотрела на нас, как крестьяне на французских гусар, сжимая в
скрюченной ладони молоток для отбивки мяса.
- А что, мадам, чем этот Петр провиниться успел? – Спросил
Самуил через смех.
- Петрушка в долг берет. А как у него деньги заводятся – сразу
пропивает. Вот и ходят всякие, чтобы деньги стрясти.
- Вам разве его так жалко? Вы слишком заботитесь о его, как вы
выразились, харе – спросил я.
- Придут эти вот, - бабка погрозила молотком воздуху, - драку
учинят и вещи ломать начнут. А если жильцы под руку попадут?
- К слову о жильцах. У вас тут не проживает курчавый парнишка
лет эдак двадцати пяти. В очках смешных ходит.
На самом деле очки у Кирсновского были вполне себе стильными, но
сказать об этом старушке не мог. А то еще в наркоманы местные
запишут за такие суждения. Зато она сразу поняла, кого я имею
ввиду.
- Семка, - протянула она, пробуя имя на вкус, - у Семки друзья
хоть тихие. Как с утра приехали, так и сидят безвылазно там. Даже и
не верится, что никто не захотел продрать горло песнями. Ежели и
ночью тихие будут, то пускай остаются.