Я оборвал поток нахлынувших на меня поток философских мыслей и
прислушался к разговору «ангелочков».
— …а я думаю, сейчас облажаемся, и все, кабзда! — размахивая
руками, говорил Астарот. — У меня ещё в ботинке камешек какой-то
дурацкий. Я думал, надо его вытащить, а тут Сэнсей, вот это все…
Стою на сцене, свет в глаза, публика орет. А я про этот камешек
думаю!
— …а я говорю: «Спасибо!», улыбаюсь изо всех сил, а сам думаю:
«Вы бы мне ещё ионику дали!»
— Боря, побойся бога, нормальный у тебя был синтезатор! В
Новокиневске такой только у Конрада в группе!
— Но звучание совсем не то!
— А потом налетают какие-то парни с нашими кассетами и просят
подписать! А я даже не знаю, что пишут в таких случаях вообще!
— И что написал?
— Костяну от Астарота.
— Да блин! Надо придумать что-то прикольное уже…
— А много кассет разобрали? Велиал, ты нас слушаешь вообще?
— Все, сколько я взял, — ответил я. — Пятнадцать. Блин, знал бы,
что так получится, больше бы взял. Спрашивали больше, я сказал,
чтобы в «Юбилейный» приходили.
Мы решили, что пора уходить, как-то все вместе, не сговариваясь,
где-то часа через полтора после выступления «ангелочков». Когда
сцену заняли уж какие-то совсем трэшовые коллективы, а градус
алкоголя в толпе повысился настолько, что догонять публику ни у
кого из нас не было ни желания, ни возможности. Сэнсей тоже к этому
моменту погрузился в свою «алконирвану», так что мы незаметно
свалили и направились, было, домой. Забрались на свою мансарду,
уложили спать Кристину, а сами сначала смотрели на ночные огни
через удивительное полукруглое окно. А потом, когда пошел настоящий
снег вместо того недоразумения из смеси воды и льда, оделись и
пошли гулять. Потому что спать не хотелось совершенно. Да и глупо
как-то. Вокруг нас ночной Питер, а мы спать ляжем? Не такая долгая
у нас поездка, чтобы так безалаберно распоряжаться временем.
Гуляли, болтали, совершенно не слушая друг друга. Делились
только что пережитыми эмоциями. Пьянея от вязкого питерского
воздуха, вперемешку с собственным счастьем. Я сжимал в руке
холодные пальцы Евы. Иногда мы встречались взглядами. И каждый раз
мое сердце начинало биться сильнее, когда я видел блеск ее
глаз.
— Может, наденешь перчатки? — тихо спросил я, когда мы чуть
отстали от остальных. — Замёрзла же!