Правда, прежде чем пойти праздно гулять по зимнему Питеру, мы
заскочили в рок-клуб, благо это было рядом, чтобы убедиться, что с
завтрашним концертом все в порядке, что «ангелочки» есть в
расписании. И вроде там заплатить какой-то взнос было нужно.
В другое время я даже может остался бы потусоваться. Несмотря на
ранний час, там царило нервное оживление, наверняка среди бродящей
и бегающей там публики хватало суперзвёзд, нынешних и будущих.
«Хех, пара моих однокашников, фанатеющих по русскому року, от
зависти бы удавились!» — подумал я, передавая деньги уставшей
девице в мятом красном платье.
— «Ангелы С» из Новокиневска? — повторила она. — А это где
вообще?
— Настя, это же те самые ребята, ну! — воскликнул бородатый
парень в джинсах и кожаной жилетке на голое тело. — Сэнсей ещё
месяц назад про них говорил!
— А, точно! — лицо ее просветлело. — Сейчас, подождите, я вам
проходку выпишу. Сколько вас человек?
С погодой повезло, вот что. С утра небо немного хмурилось, но
когда мы вышли из рок-клуба, серая хмарь развеялась, обнажив
акварельно-голубое небо. И дома на Рубинштейна озарились
тускловатыми лучами солнца. Питер стал почти таким, как я его
помнил. С нюансами, разумеется. Мало машин, большая часть из них
отечественные. Исчезающе мало стильных вывесок, зато то тут, то там
изящные фасады домов закрывали аляпистые рекламные баннеры.
Но все равно это был Питер. С которым у меня было связано много
приятных воспоминаний. Я здесь был раз, наверное, шесть. С
компанией приятелей, и тогда он состоял из одних шумных баров. С
романтичной поэтессой Лерой, которая таскала меня по каким-то
крохотным музеям и читала стихи на ступенях бесконечных питерских
набережных. Один раз по работе, когда пришлось сопровождать босса в
деловой поездке. И в тот раз я увидел строгий Питер больших денег.
А сейчас мы шли по узким тротуарам непарадного центра с Евой.
Взявшись за руки. И это был неумытый и мрачноватый Питер. В другом
настроении я бы подмечал и мусор, и разбитый асфальт, и быковатых
парней в черных куртках, кучкующихся вокруг «девяток». Но почему-то
мне нравилось думать, что этот город не в разрухе, а просто
просыпается с похмелья. Вот протрет он глаза своих окон, выметет со
своих улиц останки ушедшей эпохе, причешет паутину проводов… И
вернет себе блистательное имперское величие. Совсем скоро.