Он был близок к помешательству, когда дверь в комнату приоткрылась, и вошел врач вместе с акушеркой. В ее руках маленький пищащий сверток.
- Поздравляем, это очаровательный мальчик. Весом пять сто. Богатырь!
Дернулся всем телом и тут же крикнул.
- А она? Что с ней?!
- Все хорошо. В реанимации приходит в себя после наркоза. Она молодая и сильная.
- Возьмёте?
Акушерка протянула ему малыша.
- Можете раздеться по пояс и прижать его к своему телу, так он почувствует себя в безопасности, узнает ваш запах, познакомится с миром…
И…. неожиданно сам для себя Петр быстро скинул пиджак, рубашку и дрожащими руками взял протянутого ему голенького крошку в маленькой шапочке и ручками со сжатыми кулачками. Прижал к себе и вдруг весь затрясся от этого невыносимого и запредельного. От чего-то мощного и неконтролируемого. От адской любви к своему сыну. Стало больно смотреть, и он крепко зажмурился, притрагиваясь губами к гладкому лобику.
Мой сын!
Это было первое, что я закричала, когда пришла в себя от наркоза. У меня вдруг внутри возник дикий ужас, что его куда-то забрали. Я вскочила на постели, сжимаясь от боли внизу живота и страшной слабости, но ко мне тут же зашла медсестра. И… она принесла мне моего сыночка. И все потеряло смысл, значение и свои ценности. Все, кроме этого маленького комочка, завернутого в голубое шикарное одеяльце. Я не помнила, чтобы покупала такое… Наверное, тетя Лара передала. Этот цвет… он настолько яркий и живой, настолько напоминающий мне океан под голубым небом. Болезненно-синий. Для меня теперь это цвет боли… Его цвет.
Малыша положили рядом со мной, и теперь я его восторженно рассматривала. Изучала свое солнышко. Когда смотрела на него, все мысли о боли отходили на второй план. Одно дело, когда ребенок внутри живота, когда ты его только рисуешь в своих мыслях. И совсем другое, когда он лежит перед тобой. Настоящий, живой, мягкий и пахнущий самым запредельным счастьем вселенной.
Он не спит. Его синие (да! именно синие!) глаза открыты, он сосредоточенно шевелит губками и носиком и даже, кажется, меня рассматривает, хмурит лобик, гримасничает…А еще… еще он до неприличия, до дикого и адского безобразия похож на своего отца. Настолько похож, что страшно становится, и все сжимается внутри от взгляда на крошечное личико-копию.