-Хоть из дома беги, - подумалось Лизавете. Подтащив табуретку к
креслу у окна, устроила гнездо из подушек и покрывала, закрыла
глаза. Надо собраться и дописать ненавистную статью. Оргазмы
требовали продолжения и восхваления чудодейственного средства.
Чувствуя себя еще более разбитой, чем час назад, открыла глаза.
Где-то рядом среди домашней тишины и уличного шума слышались шорох
и цоканье по металлу. Надо вставать. За стеклом, на карнизе, сидела
крупная ворона. Важно кивая головой, косила на Лизу черным
блестящим глазом, переступала по металлу и снова кивала.
– Кыш. – Хрипло со сна просипела Лизавета. – Пошла вон. Ворона в
ответ повернула голову, задумавшись на секунду, кивнула и
неожиданно, взмахнув крыльями, со всего маху ударила клювом и
грудью о стекло. Задребезжала старая рама, а квартиру накрыл, как
цунами, истошный визг, проснувшейся в один момент Лизы. В окно
полетели подушки, тапки и женские крики, а зловредная птица, широко
раскинув крылья, спланировала вниз от так и не разбившегося
стекла.
Это оказалось последней каплей. Как малая соломинка ломает
хребет верблюду, так и этот нелогичный, в принципе, поступок птицы
сорвал планку у заведенной с самой ночи Елизаветы. Рыдала,
захлебывалась слезами, от бессилия и пережитого уже наяву ужаса.
Бессвязно жалуясь на несчастную судьбу и одиночество, вопрошала в
пространство: «Ну почему я?! Почему у меня все так?», как вдруг
внезапно вспомнила, кто такая Маланья Афанасьевна. Ворона она,
впрочем, тоже вспомнила.
В детстве Лизонька была ребенком впечатлительным и крайне
болезненным. Мама растила ее без отца, и как-то на лето перед
школой она отправила дочь к своей двоюродной тетке в деревенский
дом на свежий воздух и козье молоко. Баба Мила человеком слыла
строгим и нелюдимым, но родне не отказала, хотя и приняла без
радости. Лиза ясно и, как наяву, увидела маленький бревенчатый дом
под шиферной крышей, завалинку и штакетник забора, калитку на
кожаных петлях у дороги. Как она могла забыть про бабу Милу! Ей
сейчас уже, наверное, под сотню лет натикало. Они и не общались
после того Лизиного десанта особо. Мама иногда звонила на
деревенскую почту и просила передать, что у них все хорошо.
Ответных звонков и писем никто из них не получал, а уж тем более
визитов. Родная бабушка Лизы с этой родней не общалась, была сугубо
городским жителем и умерла в родной квартире на руках дочери и
внучки, когда та еще в институте училась.