Ворона звали Иннокентий, жил он на старой березе возле дома бабы
Милы. Прилетал утром к окну на кухне и стучал в раму, просил
вынести каши или творога. Был он умен, воспитан и величав, как
особа царских кровей. Его-то она точно не должна была забыть!
В то лето Лизонька с вороном не расставались. Маленькая, не по
возрасту худенькая, полупрозрачная девчушка в сандаликах и желтом
сарафане и важный угольно-черный птиц неразлучной парочкой
вышагивали по участку или по улице деревни. За доверие и дружбу
мелкая получала блестящие камушки, блесточки, стеклышки и пивные
крышки, а взамен щедро делилась едой и лаской.
- Постой, постой, – вытирая слезы и всхлипывая, приговаривала
Лиза, – это же ты! Иннокентий, вернись!
Зачем-то открыла окно. Воспоминания теснились в голове,
накатывали новыми подробностями. Свежий ветер взметнул пыльные
занавески, и запахло весной, клейкими зелеными листьями, свежей
землей и немножко грибами.
- Подожди! Я сейчас! – Встав на табурет, полезла на антресоль.
Там среди пыльных развалин, чемоданов с бельем и коробок с посудой
у нее был спрятан клад. Про него Лизонька тоже почему-то
запамятовала. Железная коробка из-под печенья с самыми дорогими
детскому сердцу вещами: стеклышками, монетками и другими
принесенными вороном сокровищами, фотография Лизы на фоне дома и
черное перо самого Кеши. Его девочка берегла сильнее всего. В
последний день, перед отъездом она нашла на крыльце этот прощальный
подарок. Как быстро все забылось. Жизнь закрутила - школа, учеба,
потом институт, друзья, работа, дом, работа.
- Где-то здесь должно быть. Оно точно было здесь. –
Приговаривала Лизавета.
Антресоль в ее маленькой квартире была большой и занимала весь
потолок коридора и черную комнату. Это был настоящий музейный
запасник никому не нужных вещей. Человек мог залезть туда и
заблудиться среди подшивок газет, сервизов на 20 персон, хрусталя и
сломанных рам от картин. Здесь доживали свой долгий век альбомы с
сотнями фотографий незнакомой Лизе родни, хранились стопки
выцветших писем и чемоданы с тряпьем непонятного назначения. После
часа раскопок, чихающая и грязная, как анчутка, Лизавета вылезла с
детским кожаным закостенелым ранцем, где и находились треть века ее
драгоценности из детства.
— Вот оно, мое настоящее наследство, - подумалось Лизе. Коробка
была поменьше, чем помнилось, но в ранце лежала не только она, еще
и стопка пожелтевших писем, перевязанных бечевкой. Их Лиза точно
там не прятала. Она вообще первый раз эти письма видела. Листки
были такие хрупкие и выцветшие, что пока с ними даже разбираться не
стала, все равно ничего не прочтешь. Все потом.