Я впервые видела оборот, быстрый и странно простой для такого необычного действия, как внешнее превращение животного в человека. Чёрный волк встал на задние лапы, как собака, показывающая фокусы на ярмарке. Встряхнул головой. Вытянул лапы. При этих движениях волчья пасть плавно превратилась в лицо, а мохнатые конечности – в руки и ноги. Одновременно, черная шерсть незаметно, но невероятно быстро, начала сильно редеть. Я даже не заметила, в какой момент пушистую волчью шкуру заменила человеческая кожа, несколько более волосатая, чем у обычного взрослого мужчины.
Пока оборотень снимал с шеи связку со своей одеждой и разворачивал её, мой взгляд невольно выхватил, ничем не прикрытое, мужское хозяйство двуликого. Что ж… По крайней мере, теперь я знаю, что, чисто внешне, там тоже всё, как у людей.
Оборотень ловко надел облегающие штаны на завязках и башмаки. Тунику и меховую накидку, перед этим, небрежно бросил на телегу. С завистью посмотрела на тёплый мех. У меня уже зуб на зуб не попадал от холода. Я подгребла к себе побольше соломы со дна повозки и прижимала к груди Катику, вместо грелки, пряча руки под полами её пальто. Хорошо, что оно у девочки было очень тёплое и она совсем не мерзла.
Тем временем, обнажённый по пояс, оборотень быстро подошел к тем самым кустам, за которыми мы оправлялись, выломал несколько веток, одним движением очистил их от редких листьев и мелких отростков, вернулся к повозке, под которой тряслись от страха пятеро беглянок, и вытащил из-под неё первую жертву.
Стараясь отодвинуться поглубже под полог, мы сидели, как мыши в норке, и смотрели, как двуликий, по одной, наказывал провинившихся. Он остервенело лупил каждую девушку получившимся пучком розог до тех пор, пока все тонкие ветки в его лапище не ломались. Потом оборотень набрасывал на руки несчастной верёвочную петлю, затягивал, и привязывал длинным концом к заднему борту нашей телеги.
Не знаю, было ли девушкам больно, учитывая пальто, плотные юбки и прочую одежду, что на них надета, но страшно точно было. Очень. И им. И нам.
Пока двуликий ломал ветки для каждой следующей экзекуции, громко выли и плакали, и уже наказанные, стоя у заднего борта, и те, что ещё жались под повозкой, ожидая порки, и моя Катика, прижимаясь ко мне всё теснее, и другие дети, и многие девушки.