Впрочем, чего я ожидал? Захоронения с почестями у
Александро-Невской лавры?
Колдун наверняка распорядился зарыть меня подальше от центра
города. И даже странно, что его приспешники озаботились полноценной
могилой вместо того, чтобы по-тихому прикопать в лесу. Или вовсе
выбросить тело в Неву, предварительно порубив на части в лучших
петербургских традициях.
Все-таки кладбище – какое-никакое. Когда у меня хватило сил
подняться на ноги, я даже сообразил, где именно нахожусь. В моем
мире пейзаж вокруг изрядно изменился к началу двадцать первого
столетия, да и в одна тысяча девятьсот девятом наверняка тоже
отличился от того, что оказалось вокруг сейчас, но я все же узнал
место: берег реки Смоленки. И не тот, где расположились церковь
иконы Божьей Матери и большая часть могил, а противоположный.
Остров Голодай начали кое-как застраивать еще в позапрошлом
веке, однако в этой его части до сих пор было весьма пустынно.
Слишком уж далеко и от единственного в округе Смоленского моста, и
от улиц, вдоль которых выстроились промышленные здания, рабочие
бараки и редкие жилые дома. Чуть дальше расположились сразу два
кладбища – армянское и лютеранское, а здесь, на берегу, традиционно
хоронили тех, кому не положено было лежать рядом с добропорядочными
гражданами за оградой по ту сторону реки.
Самоубийц, преступников, мертворожденных и некрещеных детей,
иноверцев из небогатых семей, утопленников, уличных артистов,
проституток, которые не успели выйти на пенсию и замолить грехи
молодости… Ходили слухи, что где-то здесь были и могилы
дворян-декабристов, но в этом я изрядно сомневался: наверняка
друзья и влиятельная родня позаботилась, чтобы непутевые отпрыски
благородных семей не покоились посреди всякого отребья.
Вроде меня.
Ходить пока еще было тяжеловато, так что я подобрал с земли
“помощника” – палку. Сучковатую, сухую, изогнутую и не слишком-то
удобную, и все же достаточно крепкую, чтобы выдержать мой вес. Или
кое-как закидать неровную дыру в земле: оставлять следы побега из
могилы я не собирался, и возвращаться обратно – тем более.
Левая нога уже двигалась неплохо, но правая едва соглашалась
сделать хотя бы несколько шагов. А вернувшаяся чувствительность и
какая-никакая способность управлять собственным телом принесли с
собой и боль. Пока еще не слишком сильную – организм привычно
глушил рецепторы… и все же не целиком.