— У нас на сотню мужчин сколько женщин? Пять-семь их в обозе? Я, конечно, не сомневаюсь в доблести и чести наших солдат, однако среди тех, кого мы будем сопровождать, полно красивых и молодых девушек. А я не хочу, чтобы моя армия вставала в один ряд с насильниками, которые сотворили с этой деревней все вам известное.
На этот раз пауза была дольше. Лица обоих моих собеседников выражали крайнюю степень задумчивости. Потом Альвин, отодвинув пустую тарелку, покосился на островитянина и заговорил:
— Если ставить вопрос так, то... э-э... комтур Ханс может помочь.
Харакаш у очага пошевелился, и я заметила, как на его лице появилось форменное недовольство, если не раздражение.
— Продолжай. — Мне было как минимум интересно, какая идея появилась у моего телохранителя. Тот снова покосился на мастера меча.
— Они могут попросить его принять их не как гостей храма, а как будущих служительниц, и тогда любое насилие над ними будет считаться оскорблением веры.
— Вариант действительно неплохой, но звучит все же не очень хорошо. Ради сохранности себя от посягательств со стороны своих же защитников им нужно уйти служить в храм... А ты что думаешь, Харакаш?
Островитянин недовольно скривился, но, немного помедлив, тоже заговорил:
— В империи Им А Тохаим есть интересный обычай — вдовы, несущие траур, обмакивают кисти рук в золу. К женщине с такими руками не подходят даже попрошайки, уважая ее горе.
— И как это нам поможет? — недоумевающе спросила я.
— Золы у нас предостаточно — нет ничего сложного в том, чтобы те, кто не хочет никаких отношений с солдатами, нанесли себе на лицо, на лоб, например, полоску золой. Поговорите завтра с Бернардом, принцесса. Пусть его офицеры проведут разъяснительную работу среди солдат, а вы скажите женщинам нанести себе отметины... Это проще, чем отдать свои жизни служению в храме, — бросил Харакаш косой взгляд на старательно игнорирующего его Альвина, который лишь сжал губы в тонкую нить.
Да что вы тут уже успели не поделить между собой, пока меня не было?
— Тоже интересное предложение. Что ж, утро вечера мудренее, подумаю об этом завтра. Вы как хотите, а я еще почитаю перед сном. — Встав из-за стола, я зевнула, прикрыв рот ладонью, и ушла в отведенную мне комнату, освещенную неровным огнем маслянной лампы, стоящей на столе.