— Счет, конечно, не в вашу пользу, но результат весьма интересный. Я бы повторил... — Харакаш сделал выразительную паузу, глядя на мужественно поджавшего губы оруженосца, — но возраст, знаете ли, не тот. Устал, кости болят...
Альвин попытался незаметно выдохнуть, и я, не сдержавшись, тихо хихикнула.
По возвращении в дом старосты я обнаружила стопку чистых рубах, аккуратно сложенных на моей постели. Поверх них лежал маленький льняной кулек, развернув который, я обнаружила тонко нарезанные высушенные яблоки и морковь. Вся едва зародившаяся обида на Дору мигом улетучилась — в конце концов, негоже мне уподобляться собаке на сене.
Что говорить, пара из необремененного титулом Альвина и селянки представляется куда проще, чем какие-то непонятные взаимоотношения между принцессой и ее телохранителем. Или защитницей веры и ее оруженосцем. Как ни назови — все одно и то же.
С удовольствием отметив, что Дора принесла еще ведро чистой (и даже теплой!) воды, заменив использованную мною для обтирания, и новую сухую тряпку, я оповестила своих соседей, что собираюсь проваляться в постели до самого ужина... или бани — в зависимости от того, что приготовят раньше. Альвин изъявил желание почистить мой доспех, и я, легко выдав ему все добро, дождалась, пока он покинет комнату, и, разоблачившись, старательно протерлась смоченной водой тряпкой, чтобы потом с огромным удовольствием влезть в чистую рубаху и с книгой в обнимку вытянуться на кровати, укрывшись шерстяным пледом.
Мне предстояло дочитать о том, как мой дед объединил семь королевств в одно целое, и я не собиралась откладывать это на потом, но мягкость кровати и общая расслабленность быстро отправили меня в легкую дремоту, из которой я провалилась в тяжелый, вязкий и пугающий сон.
Мне снилось лицо Бестелесного, имени которого я так и не узнала. Оно кривлялось и издевательски хохотало, белея в темноте, а потом вдруг трансформировалось в жуткую драконью морду.
«Принцесска...» — прошипела эта тварь, выдохнув клубы горячего, едкого дыма. Мне показалось, что воздуха не стало в один миг, и, замахав руками, я попыталась разогнать вонючее облако, окутавшее меня черным саваном.
«Ты — всего лишь сон! Пошла вон, гадина чешуйчатая!»
Драконья морда ощерилась в жутком оскале, что заменял ей улыбку, и пропела, почему-то голосом Марии: «И тьма придет за светом, с гор спустившись. Прольется кровь простая и кровь благородная. И погаснет пламя белое в руке ее...»