— Ладно, уломал, — я мысленно перебрала гардероб.
В чем гореть лучше? В красном костюме или летнем сарафане? Представила треск дров под ногами, летящие повсюду искры и себя красивую, которую привязали к столбу. Волосы развевались, юбка топорщилась…
Губы надо накрасить и ноги побрить.
— Только учти, — я вновь посмотрела на Васю, — это не свидание.
— Да, да.
— И не вздумайте меня опять возле Григория закопать! Он в прошлый раз нормально выспаться не дал!
— Конечно, как скажешь, любовь моя, — кивнул, точно дурачок, Вася.
С хмыканьем я почти вышла с лоджии, когда налетел ветер. Волосы больно хлестнули по лицу, кроны деревьев опасно накренились к окнам нашей пятиэтажки. Я почувствовала недоброе. Нехорошо, погода разбушевалась. Значит, Леший с Бабой Ягой чудили. Нечисть в разгул пошла, даже трава к земле пригнулась, и цветы резко попрятали соцветия.
Василий тоже почувствовал. Для светлого мага такое явление — знак. Он посмотрел на небо, где в продолжительной схватке сцепились черные тучи, затем на меня. Мы поняли друг друга без слов.
Спустя какие-то мгновения к спешащей толпе выбежал человек со стороны церкви и заголосил:
— Мощи! Святые мощи украли! Алтарь осквернен, епископ в коме, Агриппину украли!
Ну, блин, день так хорошо начинался…
Голубое здание дворца Культуры было забито до отказа. Кто не поместился, стояли на улице и громко стенали. Попытки нашего мэра докричаться до населения ни к чему не привели, ведь старого Кощея Иннокентия Кошмаровича попросту никто не слушал.
Истошно голосила анчутка, рыдала рядом мавка, утирая сопли результатом недавнего неудачного окрашивания — зелеными в крапинку волосами. Лихо Одноглазое нервно сжимала платочек, периодически промокала единственный глаз и угрожающе посматривала на любого, кто тянул руки к ее садовым помидорам в корзинке у ног.
Вечно молодой и пожизненно пьяный маг-бытовик Михаил Михайлович вздыхал, прижимал к себе бутылочку горькой. Рядом бегал пухлощекий лесной аука и морочил всем головы, предлагая каталоги косметики. Слесарь Федор Геннадьевич косился в сторону бутылки Михалыча, но очень боялся грозной жены Людмилы. А она горько вздыхала, хваталась за пышную грудь и приговаривала: «Ну как же так». Стоящая рядом бабка Василиса, подслеповато щурясь, интересовалась у бабы Яги сортом цветочков в ее руках.