***
Я телепортировал видеомагнитофон
вместе с лентами, на которые переписал видео, в телестудию, на
прежнее место. Владимира Алексеевича с сопровождающими лицами я
точно так же переправил в Москву, прямо к Боровицким воротам, и…
дальше ничего не помню.
Я не знаю, сколько времени был в отключке. Когда я открыл глаза,
я понял, что нежу на полу чердака рядом с перевёрнутым стулом. Тут
же я получил сигнал от энцефалофона: «связь с мозгом восстановлена.
Параметры в норме».
Уже в среду, двадцать седьмого июня,
в тот день, когда я получил паспорт, телевидение Советского Союза и
других стран демонстрировало видео суматохи вокруг американской
«сухопутной» субмариной около Белого Дома в Вашингтоне. Прекратила
вещание радиостанция «Голос Америки». Потому, наверное, что всякие
злобные сплетни, которые они обычно нам рассказывали о нас же,
затмились страшным позором, свалившимся на «самую главную» и
зазнавшуюся страну. Похоже, что никаких официальных заявлений об
инциденте руководству СССР от руководства США не поступало.
Но это были ещё цветочки. О ягодках
мы узнали из вечерних выпусков новостей. Оказалось, что в разных
городах США из-за этого события внезапно вспыхнули митинга,
демонстрации и, даже, погромы. Передавали, что полиция не в
состоянии справится с этими выступлениями. Власти «самой
демократичной в мире страны» вынуждены были задействовать против
народа армию. Я даже подумал, не приведёт ли это к гражданской
войне в США. А вообще, мне было начхать на то, что там у них будет.
Ничего. На следующий день даже возобновила вещание главная помойка
всего Мира — радиостанция «Голос Америки».
***
Тридцатого июня, в субботу, в
Кошелиху приехала мама. Мы ждали, что она появится как всегда
пол-одиннадцатого, но она приехала раньше. Прямо с порога она
сообщила, что намоё имя пришло письмо из университета, и передала
мне конверт.
«При чём тут университет?» — подумал
я и взял у мамы конверт. Когда я раскрыл конверт и прочитал
послание, то, как говорится, выпал в осадок. В письме было сказано,
что мне необходимо в срок до тридцатого июня подойти в деканат
физического факультета ГГУ с девяти до семнадцати часов за
документом, пришедшим на моё имя из Академии Наук СССР, и по
вопросу оформления трудового соглашения.
— Что за чертовщина? — произнёс я,
чуть слышно. — Какой документ? Какое, к чертям собачьим, трудовое
соглашение? Что за бред?