Те, конечно, против такого беспредела: пиджаки распахнули, давай
стволы доставать. Наши тоже не дураки по такому мелкому поводу на
глушняк мочить, но Павлин выделился. Видать, и впрямь Светка ему в
душу запала, передо мной решил красонуться, чтоб потом не мешал к
ней клинья подбивать. Выхватил он «Степного Шакала» и давай им
размахивать.
Пиджаки смекнули, что у него в руках не игрушечная пукалка,
попятились. А Павлин дурным голосом орёт:
— На колени, суки! Мордой в асфальт!
Тут и наши подскочили, руки пиджакам заламывают, да на землю
рядками укладывают.
Один только Бобик что-то тявкнуть решил. Смелый. А, мож, глупый.
Кинулся на Павлина. Но я такого не допущу. Тут даже не за Павлина
страшно, а то, что он пальнуть с перепугу может.
Хватаю Бобика за шкирку и пинок под колено. Упал, рычит. Я ему
ногой на ногу встал, коленом в спину упёрся, да всем весом
поднажал. Повалился он мордой вперёд. Никуда не делся. Ну я ещё
немного весом добавил, перенёс его ближе к шее. Хорошо так, смачно
он с асфальтом поцеловался. Взасос. Что аж зубы по сторонам
полетели.
А я вижу, что Павлин совсем с ума спятил, на князя прёт.
Князь решил, что его всё это не касается. Стоит, криво по
сторонам смотрит. От вида своих охранничков рожа у него, будто
лимона пожевавши.
Павлин к нему подлетает, пушкой в кислую морду тычет и прямо в
глаза орёт, аж слюни летят:
— Падай, мать твою! Тебя не касается, что ли?!
— Я тебя, мразь мелкая, запомню, — говорит князь спокойно, но
сквозь зубы, и падать не собирается.
Вижу, Павлин сейчас глупостей наделает.
Подбегаю, ствол у него аккуратно забираю. Поворачиваюсь к князю
и дуло ему в рожу направляю.
— Ты лучше меня, — говорю, — запомни. Это я тебе и твоему сынку
носы свернул. А не хочешь пулю схлопотать, живо на колени!
— Ты не посмеешь! — орёт князь. — Я твою семью всю на столбах
перевешаю и тебя заодно.
Я к нему ближе наклоняюсь и тихо так говорю:
— Есть у меня одна идейка, как такого расклада избежать. — Он
бровь вздёргивает. — Я тебе сейчас мозги вышибу, тогда и вешать
некому нас будет.
Допёрло, что я могу и не шутить. Зыркает на меня зло, а сам
потихоньку на асфальт опускается. Жить-то всякой твари охота.
Кряхтит, но вот уже одну коленочку поставил, вторую… Я слежу
внимательно, не треснуло бы что у князя от натуги, покраснел весь.
И тут со спины: