Павлин мне птицу протягивает, я ей в глаза смотрю и
сосредотачиваюсь.
Менталист я слабый, но с птицами справляюсь. Внушил я ей, что
запор у неё и гадить не стоит, где не попадя. Вижу, в глазах ни на
грамм мыслей не появилось, но думаю, проблем с ней не будет. А
потом я ей позанимаюсь. Натренировать и тупого человека можно, не
то, что курицу.
В столовке подают привычное вечернее хрючево: перловку и рыбные
котлеты. Брр. Надо было к «Степанычу» всё же заехать, и плевать,
что увидели бы нас. Да и кто увидел бы? Так бы хоть пожрали
по-человечески.
Подхожу к раздаче, а там эта выскочка, ну, с точками под майкой.
Улыбается загадочно и чуть не мурлычет:
— Ой, думала, уж и не придёте. А у нас сегодня пюре и вот для
вас специально рыбка жареная.
Павлин с Салагой позади, слышу, засопели аж.
— Нас трое, барышня, — уточняю я на всякий случай, и она чуть
морщит курносую мордашку, но кивает: хорошо, мол, трое так трое. И
накладывает чуть ли не из-под полы ароматные ломтики кижуча и
картошечку размятую. Интересно, конечно, за что вдруг такой почёт и
уважение, но я сейчас не готов это выяснять. А вот как следует
закусить — очень даже готов!
И вот пока мы уминаем вкуснейший ужин, и Салага мечтательно
рассуждает, куда бы позвать Марусю в следующий раз, я догадываюсь,
что выскочка с раздачи кричала «Изверг!» отнюдь не мне, а
толстячку-княжичу. Ну что ж, отменный у тебя вкус, барышня. Надо
будет попозже зарулить к раздаче, поболтать с ней малость.
Заслужила.
Вообще жизнь хороша, когда жрёшь не спеша. И потом так ноги
вытягиваешь, а руки домиком на животе складываешь. Даже метка почти
не болит. И чего этот дурак Иларион так из-за неё всполошился?
Эх, жалко, в столовке курить нельзя!
Сидим, значится, отдыхаем, Павлин за добавкой пошёл. И вижу, ему
от ворот поворот, возвращается грустный и с пустыми руками.
— Куда в тебя столько помещается?! — восхищается Салага. — У
тебя там дыра черная в животе, что ли?
— У меня метаболизм, — ворчит Павлин и плюхается обратно на
место, недовольный, — быстро перевариваю.
— А с девчонками? — не унимается Салага. — Тоже…того…
быстрый?
Павлин отвешивает ему затрещину и пинает под столом.
— Да пошёл ты, герой-любовник нашёлся тут!
Они начинают пихать друг друга и толкаться. Как дети,
ей-богу.
И тут подваливает боец. Морда красная, глаза бешеные.