Я перевела взгляд на слегка небритую щёку паладина, только чтобы вновь не уставиться в пол и не показать слабость.
— Познакомьтесь, это моя леди Триса, — сказал Генрих, отодвигая для меня стул.
Я села.
“Моя”. Она сказал: “моя”. От этих слов на сердце потеплело, и я улыбнулась.
— Добрый вечер, леди Трис-са, — первым поздоровался Фалькон, остальные повторили вежливые слова.
Я учтиво кивала, стараясь не глядеть никому в лицо. И хоть Генри не назвал меня нанятой шлюхой прямо, все всё равно догадались, кто я.
— Ужин скоро подадут? — кивнул паладин Хакону.
— Скоро… Пока принесли только закуски, — наместник перегнулся через стол, приблизив лицо к паладину. — Генрих, мы бы успели ещё разок размять пальцы, давай, а?
— Минуту, — ответил Генри, нависнув у меня над головой. — Сперва поухаживаю за своей леди. Вина, Триса?
Он повторил эти слова: “моя леди”. Внутри всё встрепенулось, и струны души вновь задрожали. Не понимаю, что со мной. Генри мне нравился, очень нравился, но отдаваться влечению было бы слишком глупо и опасно. Грозило обернуться нестерпимой болью и разочарованием.
— Да, можно, — кивнула я.
Хочу напиться, чтобы притупить чувства. А лучше забыться полностью на всю оставшуюся ночь…
Я пригубила вино, а Генри так и не присев, резко двинулся в сторону, мелькнув краем своей широкой спины в белой рубашке.
Я увидела загоревшийся взгляд Хакона. Наместник отодвинул стул, ловко встал и взял с дивана, стоявшего за спиной, виолу и смычок. Тронуть струны не успел: Генри его опередил.
У меня за спиной посыпались ускоряющиеся точёные отрывистые звуки, я обернулась и увидела паладина с приложенной к подбородку виолой. Кисть умело гоняла смычок по грифу, лицо Генри было сосредоточено и спокойно.
Ритмичный нарастающий призывный звук отозвался в душе. Я ощутила изумление и подъём. Восторг! Струны в моей душе зарезонировали. Хакон тут же подхватил мелодию, и все гости застыли, с большим вниманием наблюдая противостояние двух виртуозных музыкантов.
Генри удивил меня. И восхитил. Я думала, паладины умеют только убивать драконов и сводить с ума юных и не очень дев, но, оказывается, они многообразованные, тонкой души люди.
Ах, какая восторженная музыка, смелая! Я не сводила глаз с Генри, с его строго, увлечённого лица и широких мускулистых плеч. Невероятное сочетание силы тела и красоты духа. Генрих двигался грациозно, переступая с ноги на ногу, мышцы его перекатывались под тонкой тканью сорочки. Иногда он становился ко мне лицом, а иногда поворачивался боком.