После ужина мама расстелила постели.
Ложились, как и в первый раз. Сколько отец не настаивал, чтобы
уступить деду его спальню, старик только отмахивался.
Посреди ночи снова проснулась.
Злобный взгляд буквально жёг спину. Обернулась, всматриваясь в
темноту за окном. С улицы послышался какой-то скребущий звук. Я
задумалась:, а закрыта ли входная дверь на засов? Во дворе
заскулила собака, но шум оборвался, закончившись сдавленным
всхлипом. Где-то по деревне заходились псы, стихая один за другим,
словно кто-то заставлял их замолчать.
По коже побежали холодные, липкие
мурашки. Встать было боязно, будить родителей тоже не решилась.
Через окно послышался тихий не то шелест, не то шипение, и за
стеклом промелькнул белёсый силуэт. В темноте ночи мерещилось, что
за стеклом кривится чья-то злобная морда. Зажмурившись, забралась
под одеяло. Мозг услужливо подкидывал картинки из фильмов ужасов.
Ничего, успокаивала я себя. Всё это только кажется.
Небо, как и все дни после
катаклизма, было пасмурным. Тучи клубились над деревней,
перекатываясь в вышине комьями грязной ваты. По календарю был май,
но погода стояла промозглая, в воздухе постоянно витала сырая,
мерзкая взвесь.
Мы не торопились выходить наружу. О
ночном кошмаре я предпочла не говорить, родители всё равно не
поверят. Приготовили с мамой нехитрый завтрак, согрели чай.
Взрослые молчали, будто боялись
озвучить свои страхи. Ели в тишине, почти не глядя друг на
друга.
С улицы послышался заполошный
крик:
- Михе-е-ей! Скорее!
Переглянувшись, метнулись во двор.
Там, за калиткой, стоял Трофим. Трезвый, с опухшим лицом и тёмными
кругами под глазами.
- Кобель твой на месте? – мужичок
вглядывался в конуру, которая притулилась за углом дома.
- Тебе что за дело до моего пса? –
Дед разозлился, - иди поздорову, опять с утра заливаешь.
- Ни-ни, - провёл по горлу Трофим, -
собаки пропали почти у всех. За одну ночь. Может, волки напали?
- Стали бы они псов жрать, - старик,
ворча, прошёл к будке.
Лицо его вытянулось, когда он
наклонился и заглянул внутрь. Старик побледнел, взял цепь, дёрнул
её на себя. На конце болтался окровавленный ошейник, с застывшими
клочками шерсти, ошмётками мяса, словно собаку силой выдернули из
него.
Трофим сдвинул шапку на затылок и
запустил пятерню в волосы:
- Что я говорил! - сказал он
шёпотом, дико вращая глазами, - всех сожрали!