- Ма-ам! Дора меня пнула! - заканючил Рональд.
Деогенса подняла брови.
- И что я по-твоему должна сделать? Пнуть ее в ответ вместо тебя?
Рон стушевался и Ретт отчетливо услышал звук удара под столом.
- Она опять! Ну ты! - он ощерился — волчонок-волчонком — и бросился на сестру. Та была на девять лет старше и легко за шкварник подняла мальчишку.
- Мама, он не умеет себя вести за столом. Позволь его вышвырнуть. - пропела Доротея, мастерски уворачиваясь от попыток младшего брата ее пнуть.
- Посади брата на место и перестань его пинать. - устало вздохнула деогенса. - Ретт, ну а ты. Как твои дела?
Эверетт прожевал кусок лимонного пирога и запил его кофе прежде чем ответить.
- Я хотел бы обсудить это после ужина, мама. Наедине.
Графиня нахмурилась, но сразу оставила его в покое, переключившись на Женевьеву.
Дамы друг друга терпеть не могли, и потому их разговор напоминал щебетание лучших подружек. В ход шло все: комплименты, восхищенные вздохи и конечно острые, тонкие уколы. Раньше Ретту было жутко неловко, когда деогенса говорила с Женевьевой и они кололи друг друга словами как соперники на дуэли шпагами, но с возрастом он понял, что обе получают от этого своеобразное удовольствие.
После ужина все разбрелись по своим покоям. Рона волчицы-спутницы деогенсы увели в детскую, Дора умчалась к своим подружкам валяться в «лечебной» грязи в обороте (среди юных волчиц прошел слух, что от этого шерсть становится блестящей и шелковистой, а значит и человеческая внешность будет улучшаться). Ретт точно знал, что слухи эти поползли из-за того, что Жан имел неосторожность в присутствии служанки высказаться о лечебных свойствах какой-то тамбиранской грязи. В итоге сначала все служанки намазывали лицо грязью с берегов ручья в саду, а теперь и глупые юные волчицы валялись в ней.
Ретт мог бы развеять слухи, но смотреть на это помешательство было так забавно, что он молчал.
Деогенса задержалась поговорить с мужем, Ретт пошел в ее кабинет. Там у стеллажа с книгами стоял Адар, опытный взрослый волк стаи, приставленный к графине в качестве пожизненного личного телохранителя, когда она только приехала к Шефердам.
- Добрый вечер, Эверетт. - он вежливо улыбнулся, вокруг рта растянулись складки-морщинки, придававшие ему строгий, вечно хмурый вид. Адару было за шестьдесят, то есть по оборотническим годам он уже считался зрелым и опытным мужчиной. Он был темноволосый, высокий и статный, и как и все Шеферды имел тяжелый фамильный подбородок.