–
Что для нас оленя-мана? –
отпивая горячий чай, сказал Пайрия, – и в месяцы листьев и холода ездема на нёма.
Одеваемса в оленя, оленя даёт пишу-мана и жильё. Поэтому оленя у
нас многа. Чем больше-мана, тема лучише. Настоящего оленя никогда
не бывать мало.
– Зачем
тогда вы охотитесь на оленей, если вы о них заботитесь и
разводите?
– Да это и
не мы-мана, а ребята Пераварукога. А эти наше-мана свои
родные-мана, а они на диких-то и не только оленя. Волка, кабана,
лисицу. Медведя ещё. Они здеся злые, сердитые, – с тенью
недовольства проговорил Пайрия.
– И
вы им позволяете?
–
Они нас защищать. От голодного зверя-мана и таких, как они
сами. Толька других, – объяснил Пайрия и
тоном дал понять, что не желает продолжать об этом
разговор.
– В других
стоянках тоже есть охотники?! – переспросил Степан.
Пайрия
кивнул.
– И
бандита. Опасна бывает нас грабить-мана. Нападать. Валадимера
защищать, без них опасна-мана, – он опустил взгляд, сдерживая в
себе тревогу, сожаление и грусть, будто признавался в собственной
беспомощности.
Степан
призадумался и вновь отпил чай. Не зря он сюда прибыл. Удалённость
цивилизации способствовала усилению беззакония. Здесь всюду были
преступления и тайны, скрытые плохо, неуверенно, впопыхах,
заставляющие всё время обращать на себя внимание. Казалось бы, к
чему они в заполярном кочевом поселении? Степана это насторожило,
но любопытствовать он не стал. Не любил назойливо совать нос в
чужие дела. Не хотел тем самым подтверждать и без того скверную
репутацию профессии журналиста, но тайный следователь в нём ликовал
от пребывания в нужном месте в нужное время.
– А
у вас в стаде и самцы и важенки? – сменил
тему Степан.
–
Да-а-а-а, последних, даже больше-мана, –
улыбчиво проговорил Пайрия, – так что друзьяма Црына есть из
кого выбиратя. Только вот для упряжи они не годятся-мана. Не
ходовые. Для нарт нужна сильный-мана, рогатый! – добавил он и сложил над головой руки растопыренными
пальцами, будто подтверждая правдивость сказанных слов.
В
чум вошла хозяйка – невысокая женщина, которая недавно проверяла
загон. Она была одета всё в ту же плотную шубу и махровую бордовую
косынку. Степан привстал, вежливо поздоровался. Женщина что-то
сказала в ответ на родном языке, отряхнулась от снега и стала
хлопотать у печки.
– Это жена
моя-мана. Красавице Ырнла, Она по-вашем совсем не говорить, –
представил её Пайрия и широкой улыбкой обнажил кривой ряд
полусгнивших зубов.