– глядя, как в
буржуйке тлеет пламя, продолжил Анатролий,
В его глазах сверкали отсветы огня, а
на стенах чума плясали тени, словно силуэты мистических
чудовищ.
– Мы поочерёдно дежурили и замечали,
как кто-то ходил среди ночи по лагерю, заметая следы, и собаки его
не трогали. Боялись, скулили. Местные вскакивали с лежанок, в
воплях, рассказывали о том, как слышали с обратной стороны чумов
чьи-то шаги. Не человеческие, не звериные. Топот копыт. Не олений,
– понизив голос, сказал Анатролий и озвучил сказанные слова
хлопками ладони о кожаную стену жилища. – Одна девочка из здешних
увидала чудовище, поседела и потеряла дар речи. На подступах леса
мы сами замечали обезглавленные трупы людей, вывороченные наизнанку человеческие останки с
обглоданными костями, аккуратно сложенные, будто специально, и
кровавые рисунки на снегу загадочных неизвестных символов. Местные
говорят, что это древние запретные знаки, ограждающие посторонних
от опасностей тайги.
–
И-и-и-и что потом? – пугливо
выдавил из себя Степан.
От всех этих историй его бросало в
дрожь. Он ничего с собой не мог поделать. Во время опьянения Степан
всегда чувствовал обострение страха.
– А ничего!
Как капканы ни ставили, зверь так и остался неуловим, а своих мы
всё теряем. Да причём ни каких-нибудь, а самых умелых, – огорчился
Владимир и хрипло откашлялся.
–
Местные говорят, что это берут плату духи чащи за то, что
нас здесь терпят, – продолжил Анатролий.
– Якобы за нами присматривает всесильный лесной хранитель.
Мы, дескать, его разозлили и теперь он мстит. Наблюдает. Выжидает
удобный момент, чтобы напасть и затащить к себе в чащу. Даже в
повседневности здесь не покидает ощущение, как будто где-то там, по
ту сторону тайги, за нами кто-то всё время наблюдает. Судит
нас.
– Вот! Вот!
Во-о-о-т! – едва не подскакивая, воскликнул Степан!
От громких
криков Пайрия на лежанке повернулся на другой бок и тихо
засопел.
– Я давно
об этом хотел сказать! Кто-то следил всё это время за
мной!
Владимир пихнул в бок Анатролия,
будто небрежно, заставив тем самым замолчать.
–
А-а-а-а, ерунда! Эти дикари, снегоходы наши когда увидели,
принялись чуть ли не обожествлять, –
усмехнулся Владимир. – Сказки всё, выдумки, да поверья.
Старые и глупые, нелепые. Тебе и без них есть о чём писать. А
насчёт слежки, да так всегда было. За нами тут всё время со стороны
глазеют. Мы же кругом среди зверья!