Незнакомка являлась наполовину
животным и должна вызывать отвращение, но напротив, вся её
человеческая красота, просматривающаяся сквозь покров шерсти,
ощущалась особенно остро. Подчёркнутая дикостью и непокорностью
лани её людская натура угадывалась сквозь звериный облик, была
обольстительно притягательна. Длинноногое воплощение оленьей
грациозности и триумф женского изящества – в ней невероятным
образом слились воедино все выразительные особенности неповторимого
женского очарования, сопоставимого с гипнотическим соблазном
великолепия лесных нимф из древних мифических сказаний. Незнакомка
являлась будто намеренно обращённой из девушки в важенку. Была
словно принцессой, заколдованной какой-нибудь неумелой ведьмой,
оставившей заклятьем в обличие жертвы узнаваемые человеческие
черты.
Степан приходил в замешательство. От
вида спутницы он чувствовал себя непривычно. Был сам не свой и
пугался этого необычного состояния. Степан не верил, что в тайге он
встретил невероятную лесную женщину на которой кроме шерсти из
одежды больше ничего нет. Он не знал, как реагировать на её
необычную наготу: отвращаться или возбуждаться, и это рождало еще
больший интерес. Охватывало неутолимым любопытством. Степан хотел
понять, была ли его новая попутчица также прекрасна внутренне, как
и внешне? Чьё естество наполняло её душу – животное или
человеческое? Ответа себе на эти вопросы Степан дать не мог, но
клятвенно обещал выяснить. Глядя на спутницу, он испытывал
смешанные чувства и вопреки разуму покорялся воле инстинктов.
Степан никогда не замечал за собой подобных наклонностей, но в
незнакомке было столько вызывающе пахнущей, откровенно обнажённой
женской натуры, что её ни в коем случае нельзя игнорировать. Даже
несмотря на животные начала, она раздвигала границы любых запретов
и отвращений. Пятнистая важенка непреодолимо искушала
восхитительным телом, могла кого угодно поработить собственным
естеством. Она не оставляла Степана к себе равнодушным. Не такая,
как все, иная, не похожая на других девушек, обладала необычным
мистическим великолепием. Привычные глазу несовершенства фигуры
спутницы скрывались гладким покровом шерсти, утончённо ограняющей
крепкий, мускульный силуэт, от чего всё её туловище казалось
непривычно идеальным. В ней не было нестройностей. Девушка-важенка
выглядела безупречно, без единого изъяна. Только редкие склоки меха
по бокам бросались в глаза, как мелкие сколы на высеченной из
мрамора фигуристой статуе.