Она близко. Солнечная девочка.
—Я Света и мне скучно, — облизывает пухлые губы, оставляя влажный след на подрагивающей плоти. — Поиграй со мной.
Стоп-кран срывает с концами. Света. В голове пульсирует кровь так, что я скоро взорвусь изнутри. Весь жар плавно перетекает в штаны.
Света. Света. Света.
По венам пускается адреналин, я почти чувствую, как начну вкушать ее. Зрение на секунду сдает, яйца ломят, я все вижу перед собой ее. Мою не мою Свету.
Мне хватает секунды, чтобы среагировать. И столько же, чтобы потерять себя в бесконечном желании попробовать на вкус.
—Мне тоже, — хватаю девицу и тащу в випку, на ходу переворачивая столы и стулья.
Без прелюдий толкаю ее к стенке, как только дверь запирается. Я сжимаю мягко-податливое тело. Алкоголь мутит рассудок.
Прикрываю глаза и ухожу в нирвану, воронкой засасывающей в свои объятия в события годичной давности.
—Никита, о Господи! — напуганная и взлохмаченная Света кидается ко мне в объятия, сдавливает шею с такой силой, что дышать нечем. Вдыхаю аромат и получаю успокоение. Отпускает меня по всем фронтам. Губы саднят, голова пробита, но я спокоен, потому что рядом она.
Авария, больница, все сливается. Но я чертов придурок, взрываюсь от восторга, как только вижу ее. На фоне замечаю Рашидова. Он кивает мне недовольно и вскидывает руки, мол эту фурию не удержать.
Знаю. Нашу Свету ничего не остановит. Вся в отца.
—Светик-семицветик, — глажу по щеке свою девочку, на что она морщится. Недовольна. Но напугана до чертиков. Взмах длинных ресниц опять заставляет меня застынуть.
Трепет скользит по коже там, где она касается. Тонкие пальчики скользят по разбитым костяшкам, и мы на контрастах опять. Светлое. Темное.
—Я испугалась, Никита, так испугалась, — касается лба, где уже пару швов успели наложить. Прикусывает нижнюю губу и морщится, словно это ее только что латали. Глаза увлажняются, мне меньше всего хочется видеть слезы.
—Царапина, — отмахиваюсь, не прекращая зрительный контакт.
—А если бы с тобой что-то случилось, — она, прижимаясь к груди так тесно, что слышу стук ее сердца, шепчет сдавленно. Касаюсь спутавшихся пшеничных волос. Руки исполосованы глубокими бороздами от разбитого стекла в машине. Они контрастируют с чистотой и невинностью. Порок на белом фоне.
—Подслушивала нас с отцом, да?