В детстве отец запрещал нам с братом лазить в этот подвал —
говорил, что однажды кто-нибудь из нас свернет себе шею,
оступившись на крутой лестнице.
Но кухарка хранила в подвале клубничное и крыжовниковое варенье.
Хотел бы я посмотреть на мальчишку, который не попытается его
украсть.
Само собой, мы лазили в подвал — когда отца не было дома, а
кухарку отвлекали хозяйственные дела. Точнее, лазил я, а Сережка
караулил наверху, приплясывая от нетерпения.
Один раз брат не удержался и спустился вслед за мной. А отец
неожиданно вернулся и захлопнул крышку люка. Не со зла, а в
воспитательных целях. Тогда мы два часа просидели в полной темноте.
Я успокаивал Сережку, и голос у меня подрагивал — не от холода или
страха, а от злости.
Я усмехнулся.
Да, у отца хватало проблем со мной.
Сев на край люка, я поставил ноги на верхнюю ступеньку лестницы.
Вроде, крепко. Раньше подвал не был сырым, но кто знает, что
изменилось за эти годы? Может, лестница окончательно сгнила.
Да нет, крепкая. Ну, и отлично!
Я спустился еще на несколько ступенек и вгляделся в темноту.
Где-то здесь раньше были полки.
Я вслепую вытянул руку, пытаясь что-нибудь нашарить в
темноте.
Демоны, у меня же есть фонарик! Он встроен в магофон.
Я спустился еще на несколько ступенек. Потащил магофон из
кармана, и тут он зазвонил — громко и пронзительно.
Рука дрогнула, магофон полетел вниз, а нога соскользнула со
ступеньки. От неожиданности я шлепнулся задницей на ступеньку.
Лестница не выдержала и сломалась с сухим хрустом. Больно
ударившись спиной, я свалился на пол, а сверху захлопнулась крышка
люка.
Неуклюжие демоны!
Магофон продолжал трезвонить. Я разглядел в темноте светящийся
экран и дотянулся до аппарата.
— Никита, уже не спишь? — услышал я веселый голос Барятинского.
— Как добрался?
— Отлично, — буркнул я, выкарабкиваясь из-под обломков лестницы.
— Стремительно добрался.
Это был сарказм, которого Гриша, конечно, не понял.
— Я еще вчера хотел тебе позвонить, но Кира уговорила тебя не
дергать, — весело сказал он.
— Жаль, что она не уговорила тебя сегодня, — проворчал я.
Левый рукав зацепился за невидимый гвоздь, и ткань с треском
лопнула. Кончик гвоздя царапнул кожу.
— Неуклюжие демоны!
— Что? — не понял Барятинский.
— Да это я не тебе. Ты зачем звонишь?
— Пообщаться с другом, — не смутился Гриша. — Расскажи, как там,
в деревне? Ветерок, наверное, птички поют. Вода в речке теплая. А
мы тут в Столице изнываем от жары. Эх!