— Не были бы мои, если бы не доверял. И даже если бы кто-то из
них объелся белены и решился у меня воровать — есть не такие тупые
способы это сделать. Видишь ли, скрипка работы Штайнера стоит
небольшое состояние, но продать ее очень сложно, это не краденую
мобилу в переходе загнать.
— А обслуживающий персонал?
— Прислуга? Эти, пожалуй, могли. По безмозглости. Шастают
туда-сюда… С ними можешь поговорить. Разрешаю.
Не пора ли задать Рязанцеву особенный вопрос? Пожалуй, не стоит.
Он, допустим, забудет, а вот этот амбал, скучающий в дверях — нет.
А главное, зачем Рязанцеву врать? Что Виталика откровенно
подставляют, он особо не скрывает. И скрипку, похоже, действительно
хочет найти.
— Тогда мне нужно помещение, где я смогу поговорить с твоими
работниками. Наедине с каждым. А Виталий пусть пока еще раз
обнюхает дом. Вдруг просто не взял след в первый раз.
Рязанцев небрежно машет амбалу:
— Вовчик, проводи.
Вовчик выходит, я следую за ним. Он приводит меня в библиотеку,
которой, судя по мертвенному порядку, никогда толком не
пользовались. Золоченые корешки выставленных на полках книг блестят
одинаково — вряд ли хоть одну из них кто-то после
дизайнеров-оформителей держал в руках.
Спрашиваю у амбала:
— Сколько человек работают в доме?
— Челяди-то? Одиннадцать душ, — тяжеловесно шутит Вовчик; тоже
мне, аристократ, белая кость. — Повара, горничные, садовники. Этот,
как его… батлер, во. Сменяются по пятницам, значит, в субботу все
были здесь. Щас по одному буду водить…
Вором может оказаться либо очень глупый человек, не
представляющий себе, насколько сложно будет продать уникальный
инструмент. Либо, напротив, очень умный, имеющий какой-то сложный
план. Но почему именно скрипка Штайнера? Дом набит дорогущими
вещами, которых вряд ли хватятся скоро…
Обстоятельно беседую с каждым из служащих. Рассказывают они все
одно и то же: ничего не видел, ничего не знаю, ничего не скрываю.
Дары тоже у всех оказались обыденные, бытовые, малопригодные для
организации ограбления — по крайней мере, с их слов.
Другого я и не ждал. Полгода в полиции я не только механически
применял Дар, но и многому у опытных оперов научился. Неважно, что
люди говорят, важно — как. На допросе большинство людей нервничает
— это нормально; но есть способы по мимике, жестам и структуре речи
отличить обычное волнение от намеренной лжи. Паузы перед ответами,
непроизвольные жесты, изменение голоса и положения тела… Я
физически не успею применить Дар на каждом, потому выбираю тех, кто
что-то пытается от меня скрыть.