Что-то здесь не сходится. Одарению
ужесемь месяцев, а Анюта
пустила в ход свой Дар только меньше двух недель назад? Если в ее
перекрученной картине мира она таким образом причиняла людям добро,
то почему сдерживалась столько времени? Может, конечно, Анюта и
раньше «уводила» вот так других пациентов, а обленившиеся врачи
просто не замечали у психов появления еще одного синдрома? Или
все-таки что-то изменилось?
Столько вопросов… и как раз Дар мой
восстановился. Мне даже не нужно смотреть на телефон — человек
всегда знает, активен его Дар или нет. Но что толку? Через дверь
мой Дар не работает, как и Анютин. А если я ее выпущу, то
подставлюсь под удар.
— Анюта, почему ты решила, что меня
надо увести?
Девушка скулит за дверью:
— Я слу-ушаюсь! Я всегда
слушаюсь!
— Кого ты слушаешься,
Анюта?
Девушка молчит.
Скоро прибудут спецы с укрепленными
щитами, запихнут опасную сумасшедшую в фургон и увезут в режимное
учреждение с оборудованными боксами. Навсегда, и связи семьи не
помогут — все слишком хорошо помнят Красный Ключ. Лица людей Анюта
будет видеть только на экране и только в записи — некоторые Дары
работают при прямой связи через сеть. И никогда больше не выйдет ни
в какой сад.
Вроде впору гордиться собой: избавил
общество от опасной психопатки. Но никакой гордости нет, а есть
только саднящее чувство досады, которое остается от плохо
выполненной работы. Я не выяснил, какие у Анюты были мотивы. То,
что она сумасшедшая, не означает, что у нее не было
мотивов.
Была не была. Включаю мобилу за
запись, разблокирую дверь, открываю и быстро, пока девушка не
опомнилась, задаю особенный вопрос:
— Анюта, скажи как есть, почему ты
стала использовать Дар?
Девушка отвечает спокойно и
серьезно:
— Я во всем слушаюсь своего лечащего
врача, Онуфриева Николая Сергеевича. Сперва он запретил мне
воздействовать на людей, а потом указывал тех, кого необходимо
увести.
***
— Короче, чистосердечное написал
этот жулик Онуфриев, — рассказывает Леха. — Даже тебя по Дару
напрягать не пришлось, сам все рассказал.
Мы сидим в Лехином кабинете. Из
«Тихой гавани» вернулись позавчера ночью. Сегодня я снова ночевал у
Оли — хоть ей и неудобно было отправлять сына к сестре, она
соскучилась и рада была меня видеть. В этот раз, однако, часа
четыре мы все же поспали, так что соображал я вполне
сносно.