Кашляю — закуска пошла не в то горло.
— Как «тысячи бомжей»? Откуда — тысячи?
Леха мрачно усмехается:
— Ты вот, Саня, был айтишником, стал бизнесменом… Страшно далек
ты от народа. Прикинь, сколько людей в Одарение тупо пожелали
денег. Кто заработал, кто намутил, кому просто стало везти в
финансовых вопросах. А тут же дело такое… если где-то прибавилось,
значит, в другом месте убавилось. Куча народу обнищала и вылетела
на занюханную обочину жизни. «Небо» это — такая обочина и есть. Там
часть зданий почти достроена, даже коммуникации проложены уже, и к
электричеству «небожители» подрубаются — коммунальщикам проще
оставить как есть, потому что все равно будут присасываться и как
бы не сожгли все к чертям собачьим. Там и совсем опустившиеся бомжи
чалятся, и нарики конченные, и урки, и протестная молодежь.
Некоторые, впрочем, даже работать пытаются, просто жить негде
больше, вот там и ночуют. Мы, конечно, и облавы проводим, и
агентуру прикармливаем, но что толку… это лабиринт, город в
городе.
— Удалось найти, с кем там Алина общалась?
— Да, но толку-то… Нашли компанию хиппарей, к которой она
прибилась поначалу. Ей там дали кличку Элли. Потусила с ними два
дня, а потом ушла неизвестно куда. Других следов нет.
— Ясно… А как по-твоему, что с ней могло случиться?
Леха хмурится и отводит взгляд:
— Сань, ну ты сам подумай… Что могло случиться с домашней
девочкой в бомжатнике? Если повезло, встретила какого-нибудь
лоботряса и укатила с ним автостопом в голубую даль, а папашу
забыла как страшный сон. Может, вернется, когда оголодает как
следует. Или хотя бы выйдет на связь, когда попустится. Если не
повезло… изнасиловали и убили, а тело спрятали в заброшенных
коммуникациях, оно там может хоть десять лет пролежать ненайденным.
В «Небе» ее, скорее всего, теперь нет, живой по крайней мере — не
выдержала бы столько, вернулась бы домой. Жизнь там не сахар. Между
нами, искать девку уже бесполезно.
Пожимаю плечами:
— Что же, бесполезно так бесполезно.
— Э-э, Саня, ты чего задумал? Знаю я этот твой взгляд! Даже не
думай лезть в этот гадюшник! Там куча людей, которым терять уже
нечего. Это опасно, понимаешь?
— Да, конечно, понимаю.
Леха закатывает глаза к потолку:
— Ладно, знаю тебя, все равно полезешь. Ну, пиши мне хотя бы три
раза в день, что жив-здоров. Не хватало мне, чтобы и ты пропал…