Я ещё крепче ухватилась за клинок Мары, но он – небольшой и лёгкий – показался мне тяжелее богатырского меча. Ударь, Василиса, и обретёшь свободу. Спасёшь страну и себя. Убей!
Пальцы свело судорогой, когда я начала поднимать клинок. Он трясся вместе с рукой. По лезвию пробегали кроваво-красные всполохи – отражения Навьего солнца – словно оружие уже искупалось в крови. Убей, Василиса!
– Я не могу…
Пальцы разжались, рукоять начала выскальзывать, но кто-то сзади успел схватить меня за кисть, сжать клинок и резко толкнуть руку вперёд. Иван-царевич? Я не стала оборачиваться, и без того зная ответ.
Острое лезвие вошло в живот Кощею, почти не встретив сопротивления. Тот пошатнулся, но устоял. Сделал шаг вперёд, ещё сильнее насаживаясь на клинок. Поднял руку, провёл по моей щеке, стирая слёзы.
– Ты моя вода, Василиса. Горькая мёртвая вода… – Кощей закашлялся. Изо рта хлынула кровь. – Помнишь, ты говорила, что хочешь жить… чтобы разлюбить?
Я смотрела на него не в силах вымолвить ни слова, горе разливалось рекой, сковывая внутренности. Словно это я выпила мёртвой воды, и жизнь мучительно медленно покидала тело, оставляя пустую оболочку без чувств и мыслей. Словно это я умирала с клинком внутри, а не Бессмертный. Что он спрашивал у меня? Хотела ли я разлюбить? Я кивнула, вспомнив, что да, говорила такое.
– Значит, я не зря прожил последние дни. Как невовремя пришла весна в моё сердце.
Слёзы хлынули водопадом, не давая смотреть. Я хотела вытереть их и тут поняла, что до сих пор сжимаю клинок, который пронзает Бессмертного. Попыталась резко выдернуть, чтобы не причинять лишней муки, но силы покинули меня, и получилось лишь медленно потянуть на себя.
Кощей закрыл глаза. Чтобы я не видела, что причиняю боль? Потому что не осталось в нём жизни? Оружие упало к моим ногам, и тут же осел вниз Бессмертный, словно только на клинке и держался. Последний хриплый выдох вырвался у него изо рта. Он умер. И весь мир залило красным сиянием Навьего солнца.
Я хотела закричать, но стоило открыть рот, как захлебнулась кровью. А из моей груди показалось острие чужого меча.