─ Анечка, ну что такое? Что ж ты так ревешь? ─ спрашиваю я и сам удивляюсь, что мой голос может звучать настолько ласково.
Отрывает ладони от лица и смотрит на меня так пристально, что пульс вмиг взлетает до сотки.
─ Я увидела тело на кушетке…И оно было накрыто простыней, ─ объясняет сбивчиво.
─ И ты представила меня на месте безымянного трупа?
Я всегда понимал ее с полуслова или даже с полужеста.
─ Ага, ─ бормочет она, вновь став той нежной невинной девочкой, какой я ее впервые узнал.
─ Легче стало? ─ ухмыляюсь я, не снимая руки с ее вздрагивающего тела.
─ Какой же ты придурок, Ярослав! ─ кидает упрек Анечка и кладет мне голову на плечо. Деликатно так упирает затылок в мое тело, чтоб даже случайно не сделать больно, а я млею от нежности, зарываясь носом в мягкие, как у Сашки, волосы.
─ Еще какой! ─ усмехаюсь я, прижав ее к себе так крепко, как только могу. В такой момент плевать, даже если будет больно.
Аня с той же бережностью к моему телу поворачивается и зарывается носом в край моей рубашки. Теперь мы сидим, обнявшись так уютно, словно и понедельник никогда не наступит, и мы не поедем подавать чертово заявление. Кончики ее теплых пальцев нежно огибают давно затянувшуюся дырку от сквозного пулевого, которое «украшает» левое плечо.
─ Расскажи, кто тебя подстрелил, ─ вновь просит Аня, для которой история моей коллекторской бытности всегда представляла странный интерес.
─ Расскажу, если мы с тобой золотой юбилей свадьбы отгуляем! ─ обещая я, легонько сжав ее пальцы.
─ Опять ты за свое! ─ сердится она, но не всерьез.
─ А что, если ты хочешь со мной развестись, уже и шутить нельзя? С нашей разницей в возрасте я до золотой свадьбы в любом случае не дотяну.
─ Дотянешь, если поменяешь привычки! ─ говорит уверенно. Все-таки решила не дать мне раньше времени стать трупом на каталке.
─ Без тебя не дотяну, ─ не менее уверенно заявляю я и целую ее в макушку.
─ Яр, не начинай,─ просит она, а сама укладывает мою руку себе на живот.
Теперь я воспринимаю ее слова как очередную ролевую игру. Они меня совсем не ранят, когда подкрепляются такими жестами.
─ Я молчу! ─ поспешно соглашаюсь я, с удовольствием подцепляясь на ее поводок.
Сейчас лучшее, что я могу сделать, это согласиться со своей женщиной и заткнуться. Пусть делает, что хочет ─ разводится, избавляется от кольца, которое сейчас все также лежит в кармане моей рубашки буквально в нескольких миллиметрах от её щеки. Это все мелочи, незначительная атрибутика, без которой можно обойтись. Мы вместе уничтожим все, что заставляло ранить друг друга взаимными упреками и претензиями, и начнем все сначала. Нам же к этому не привыкать.